«Антихудожественная студия»: книга «Архитектура и дети» от создательницы «СтАрта» Ольги Бармаш
«Проектное мышление, авангардные методики и другие изобретения легендарной “СТудии АРхитектурного Творчества”» — гласит второй заголовок: очередное издание импринта ad marginem и ABCdesign посвящено действительно уникальной истории, когда сам способ занятий творчеством перерос в полноценную авторскую методику, получил федеральное признание (на уровне госпремии), интегрировался в общеобразовательную школьную систему и лег в основу самостоятельной художественной институции. Несмотря на свою «антихудожественную» природу.
Бармаш, О. А. Архитектура и дети. СТудия АРхитектурного Творчества / Ольга Бармаш. Москва: Ад Маргинем Пресс: ABCdesign, 2023 (А+А). — 232 с.: цв. илл. — ISBN 978‑5‑91103‑703‑1, ISBN 978‑5‑4330‑0205‑0
Этой истории уже даже не 30, а 40 лет. Ровно столько, как признается архитектор Ольга Бармаш, она может говорить про студию, если ее не остановить. Так что появление подобной книги было лишь вопросом времени.
Несомненно, для Ольги Аркадьевны, чей вклад в развитие архитектуры (и прежде всего — самих архитекторов) бесконечно ценят многочисленные коллеги и выпускники «СтАрта», которые тоже появляются на страницах издания, — было важно и восстановить историческую справедливость. «Есть что вспомнить — и забыть тоже», — пишет она в предисловии, имея ввиду, конечно же, тот момент, когда студия оказалась в чужих руках и с тех пор в определенном смысле перестала существовать (хотя по-прежнему занимает первые места в разнообразных рейтингах детских школ искусств). Но с другой стороны — переродилась и размножилась, вышла за пределы четырех стен и распространилась по 300 городам России и — чего уж там — всему миру.
Так, сама Бармаш с тех пор не прекращала преподавать — например, в студии при Союзе архитекторов, где проработала до 2020 года. А в 2022 году в Тбилиси внучка Ольги вместе с выпускниками «СтАрта» (того, первого, настоящего) организовали студию RESTARTI — по методу Бармаш и Абаевой. Хотя, конечно, в уже модифицированном виде: изначально это была непрерывная программа, рассчитанная на 10 лет, а теперь ее трансформировали в систему для ребят разного возраста и уровня подготовки — и она работает!
В этом, наверное, и заключается своеобычность методики «СтАрта» (а не только в многочисленных международных наградах): она адаптивная и универсальная. Она воспитывает проектное и образное мышление, востребованные в любой области и в любые времена. А значит, будет жить еще долго, и 40 лет — это только начало.
Книга состоит из 36 (!) глав и дает довольно полное представление о концепции Инги Абаевой и Ольги Бармаш. При этом кажущиеся лирические отступления — например, рассказ Ольги Аркадьевны о «своих университетах» и выборе профессии, или «Послесловие», которое сплошь состоит из воспоминаний учеников, их родителей и коллег по цеху, — не менее содержательны с точки зрения понимания, как эволюционировал «СтАрт» с течением времени, чем будто бы более практичные главы вроде «Освоение художественных материалов и технологий» или «Освоение композиционного языка архитектуры».
Чтобы хотя бы пунктирно показать, как рождался «СтАрт» и как получился таким, как есть, публикуем отрывок из книги под названием «Выбор своего пути». Подтверждающий, кстати, что революции вершатся от «противного».
Выбор своего пути
Опыт существующих кружков, студий и школ уже определил приоритеты — существует три метода художественного воспитания детей.
От первого, самого простого, мы отказались сразу.
Путь, избранный многими художественными студиями, в том числе и руководимыми архитекторами, выглядит примерно так: главное — сохранение и пестование творческой индивидуальности ребенка, его природных способностей. А отсюда полная свобода самовыражения, никакой по возможности информации извне, ограждение от чего‑либо постороннего, формирование атмосферы некоей ауры собственной «гениальности». Роль педагога здесь сводится к функциям пастыря, бережно охраняющего своих подопечных от каких‑либо посягательств на их внутренний мир. И чем дольше длится это неведение, тем дольше, по их мнению, сохраняется индивидуальность ребенка. Надо только вооружить его средствами — дать кисти, краски, бумагу, обеспечить полную свободу для выплескивания своего «я» — и мастер готов! Да, он индивидуален, взгляд его свеж и чист, он не запятнан посторонним влиянием. Но мир этот обеднен, он состоит только из его собственных знаний и впечатлений, и где гарантия, что эта индивидуальность с таким ограниченным багажом не начнет изобретать велосипед, не повторит уже созданное однажды? К тому же у детей к 9–10 годам изначально заложенные интуитивные способности под влиянием внешней информации неизбежно исчерпываются. И тут уже лозунги «огради» и «не навреди» оказываются недостаточными.
Второй путь — это путь искусствоведческих студий, как правило, при художественных музеях. Педагог читает лекции детям по истории искусства, иногда они выполняют зарисовки под впечатлением от увиденного и услышанного, если обнаруживают способность что‑то изобразить. Цель, несомненно, благородная, все это важно для повышения культурного уровня ребенка, воспитания духовности. Накапливаются знания, увеличивается объем памяти, но опять не хватает чего‑то главного, что трудно было понять сразу: навыков, умений, наверное, а главное, работы мысли.
Уже тогда нам было ясно, что так называемого эстетического воспитания детей, основанного на приобщении их к миру искусства, открытия ворот в мир прекрасного далеко не достаточно. Выросло уже не одно поколение людей, не умеющих видеть, слышать, грамотно реагировать на окружающий мир и искусство, не обладающих достаточным вкусом даже на бытовом уровне. Для нас неважно, прекрасен или безобразен этот сегодняшний мир — он есть, со всеми его формами, фактурами, оттенками, и именно он способен воспитать человека не‑ равнодушного и созидающего.
Наконец, третий путь — основательный путь детских художественных школ. От этого пути мы тоже сразу отказались и на часто задаваемый вопрос, художественная ли мы студия, смеясь, отвечали: «Нет, мы антихудожественная студия». Художественная школа — это тоже путь фактически пассивного накапливания, но уже не знаний, а традиционных навыков в области изобразительного искусства, путь натаскивания на прототипах, обучения ремеслу и «правдивому отражению» действительности, своего рода детский соцреализм. Глаза и руки работают, голова отдыхает. Роль педагога здесь сводится к тому, чтобы научить детей «правильно» отображать окружающий мир, таким, каков он есть. А отсюда — окостенелость жизненного кругозора, неспособность воспринимать впечатления современного мира, в школах — скука, тихая заводь вне времени, чувство несвободы, непонимание и растерянность, интеллектуальное убожество. Наверное, покажусь слишком жесткой некоторым, но меня всегда раздражало неумеренно умильное отношение к рисующим детям. «Ах! Посмотрите, как детишки творят!» — можно было услышать в художественной школе. А детишки сидят и рисуют простым карандашом гипсовые геометрические фигуры. И где же здесь творчество? Ученик обязан выполнить работу как можно ближе к постановке, и чем ближе ему удастся это сделать, тем больше шансов у него получить хорошую оценку.
Каждый из перечисленных путей художественного воспитания ребенка претендует на самодостаточность: развитие интуитивных способностей ребенка; приобретение знаний; формирование навыков и умений. Но мы считали, что в первом случае не хватает знаний, нужных для творчества информации. Во втором — избыток информации и нехватка навыков и умений. В третьем — развиваются только навыки и умения и не хватает знаний и творческого отношения к ним. Поэтому ни по одной из этих дорожек мы не пошли.
Мы пойдем своим путем! А что для этого потребуется? Что нужно для того, чтобы развить природные творческие способности ребенка и сохранить их универсальность? Что сформирует необходимый уровень его общей культуры? То есть создаст тот ухоженный «английский газон», который невозможно будет вытоптать никакими дальнейшими вторжениями! Понадобилось несколько лет поисков и экспериментов, прежде чем определилась специфика «СтАрта» именно как проектной студии, четко отличающая ее от студий художественных.
Оттолкнуться от противного у нас получилось сразу, а для того чтобы устоялась специфика «СтАрта», потребовалось какое‑то время.
И все же, как нам казалось, вскоре удалось заявить о себе. Уже в 1987 и 1989 годах пришли первые победы. На Международных биеннале архитектуры в Софии «Интерарх‑87» и «Интерарх‑89» взяты дипломы лауреатов и специальный приз итальянской Академии Архитектуры и Дизайна. Мы с Ингой объявили задание‑конкурс: архитектура‑животное. Появились такие удивительные образы, как жираф‑башня Татлина, дракон из фахверковых домов, русский дом‑самовар, павлин с хвостом из небоскребов, медведь — деревянная архитектура, итальянский город‑сапог, верблюд из минаретов, готический арбуз и много других.
В этом же году было удачное выступление с показом слайдов на съезде дизайнеров в Харькове, потом пошли выставки в США, Индии, Болгарии, Словакии, Голландии.
В 1988 году преподавателям студии был поручен ответственный и интересный заказ — оформление холла и четырех игровых комнат по эскизам наших учеников в детском онкологическом центре на Каширском шоссе. В этом же году нами были оформлены витрины Дома игрушки на Якиманке, и тоже по эскизам наших учеников. Насколько я знаю, это был первый подобный опыт. Во всяком случае в нашей стране, когда в витринах магазина выставлялись не товары, а работы детей для детей.
Попутно мы с Ингой Михайловной отрабатывали концепцию методики студии, основные положения которой были изложены в журнале ВНИИТЭ 2 за 1994 год, полностью посвященном проектному воспитанию школьников. Сравнивались методики воспитания проектности архитектурно‑ дизайнерских школ Англии, Японии, студии ЭДАС в Москве и студии «СтАрт». Таким образом, за сравнительно короткий период мы добились признания специалистов. Четыре школы оценивались как явления равнозначные и равноинтересные.
О нас заговорили и в нашей среде.
Первая статья, которую я получила в процессе написания книги, пришла от Анны Боковой, ученицы первого набора студии.
Анна Бокова, доктор архитектуры
«Детская студия «СтАрт» — уникальное явление в российском художественном образовании. Основанная Ольгой Аркадьевной Бармаш (р. 1946) и Ингой Михайловной Абаевой
(1937–2015) в 1982 году (в год смерти Леонида Брежнева и разгар позднего периода застоя), студия, теперь школа существует почти четыре десятилетия, пережив распад СССР и сложные 90‑е. Оба педагога‑основателя по образованию архитекторы, что, безусловно, задало характер творческой направленности студии.
Здание студии находилось в центре Москвы в Гранатном переулке (по соседству с Союзом архитекторов), а с 2001 года — на Зоологической улице (по соседству с Московским зоопарком).
Практически с начала своего существования студия «СтАрт» пользовалась огромной популярностью. Начиная с 1985 года, выставки детских работ проходили по всей стране, а с конца 1980‑х начали открываться филиалы студии — на базе ее авторской методики.
Возраст учеников варьировался от 6 до 15 лет, многие ходили в студию в течение нескольких лет. Единовременно в студии на Гранатном могло учиться 200–300 детей.
Формат обучения предполагал четырехчасовые занятия с небольшим перерывом от одного до нескольких раз в неделю в дополнение к занятиям в общеобразовательной школе. То есть, по сути, являлся формой детского досуга.
Студия функционировала на общественных началах и не предполагала оценок, сертификатов или дипломов. Курс обучения, хотя и был рассчитан на регулярное посещение, целиком зависел от желания и возможностей детей.
В отличие от традиционного художественного образования, в студии не следовали устоявшимся академическим методикам. Это был непрерывно эволюционирующий творческий эксперимент, в основе которого лежало то, что можно назвать игровым подходом. В студии всегда царило ощущение праздника. Занятия походили скорее на увлекательную игру с неожиданным результатом и всепоглощающим процессом, нежели на учебу. Овладение художественными приемами, разнообразными техниками и визуальными эффектами происходило как бы само собой. А результат — создание чего‑то нового своими руками — не переставал будоражить воображение и вызывать искреннее восхищение как у самих юных создателей, так и у их родителей.
Априори предполагалось, что изначально ребенок ничего не умеет, но может все. На первом занятии ребенку предлагалось сделать отпечаток ладошки, потом предлагалось покрутить его, подумать и посмотреть, на что он может быть похож.
Диалог с чем‑то уже существующим или воображаемым, тем, что происходит как бы само собой при работе в некой технике или с каким‑либо материалом, наблюдение за тем, что получается в силу того или иного процесса было важной составляющей студийного творчества. Также огромную роль играла коллективная деятельность и обмен энергией.
Студийное производство охватывало почти все известные художественные техники — от коллажа и аппликации до живописи гуашью и графики пером и тушью, до макетирования с клеем и без и работой с другими различными материалами. Задания отличались невероятным разнообразием. Это могли быть коллажи из ткани и бумаги, дома‑буквы, графические преобразования квадрата с помощью врезки внутрь, поиски силуэта города, маски‑ трансформеры, всевозможные цветоформы, органические формы, превращенные в геометрические объемы и т. д. и т. п. — список практически бесконечен. Каждое задание выполнялось от начала и до конца в рамках четырехчасового занятия. Иногда делалось несколько заданий на определенное время. Как правило, после окончания работы проходило групповое обсуждение.
Несмотря на импровизационный характер, это не было художественной самодеятельностью с ее характерным любительским привкусом и нарочитым непрофессионализмом. Это была разносторонняя и одновременно последовательная работа с формой, цветом, текстурой, конструкцией. Упражнения превращались в связные цепочки и структурированные серии, фокусирующиеся на том или ином художественном аспекте. Обучение в студии носило системный характер, и в то же время оно не имело аналогов. Это уникальный авторский метод, целенаправленно разрабатываемый и внедряемый Бармаш и Абаевой. Можно отметить, что ученики после нескольких лет обучения в «СтАрте» переходили к подготовке к поступлению в МАрхИ, занимались в студии же академическим рисунком у А. Томского и Я. Виноградова в том же особнячке.
Пожалуй, единственный аналог «СтАрта» представляла собой экспериментальная детская архитектурная студия, известная как ЭДАС, созданная Владиславом Кирпичёвым в 1976 году (и существующая по сей день). Обе студии были основаны талантливыми молодыми архитекторами, не сумевшими (нежелающими) найти себя в практической профессиональной деятельности в силу ряда обстоя‑ тельств. Отсутствие возможности для адекватной практики вылилось в реализацию их энергии и творческих амбиций в работе с детьми. Но основное, что, на мой взгляд (как бывшей ученицы обеих студий), объединяет «СтАрт» и ЭДАС, — это безусловный преподавательский гений их педагогов.
«СтАрт» был не просто способом проведения досуга, а именно школой (если угодно институцией) с характерным, но постоянно эволюционирующим и богатейшим творческим языком, и четко разработанной методикой, школой, которую прошло несколько молодых поколений. Основная ее задача состояла не столько в подготовке ребенка к возможной будущей творческой профессии, сколько в развитии его творческого потенциала в целом — воображения, интуиции и нестандартного мышления. Самым важным уроком было ощущение праздника и получение ни с чем не сравнимой радости от творческого процесса.
Так же, как и ЭДАС, «СтАрт» по праву может считать себя наследником легендарных школ 1920‑х годов — ВХУТЕМАСа и «Баухауса». Пропедевтические дисциплины обеих школ авангарда, разработавшие основные элементы визуально‑пластических искусств — таких как Графика, Цвет, Объем, Пространство, — нашли отражение в методике «СтАрта». Вдохновленные художниками русского и западного авангарда (Малевичем, Родченко, Лисицким, Мондрианом, Лентуловым, Матиссом и др.), они сумели создать свою собственную школу и ознаменовали новый этап в творческом образовании, дав бесценный старт сотням детей».
