В оригинале латинский афоризм предписывает отчаянные меры для отчаянных времен (malis), однако с Евой Радионовой — ландшафтным архитектором, основательницей голландского бюро Novascape и членом жюри 87-го номера ПРОЕКТ РОССИЯ, — мы поговорили об «отчаянных» (экстремальных) локациях и о том, как создавать живые общественные пространства там, где, кажется, находиться невозможно.
образование:
Отделение биогеографии географического факультета МГУ им. Ломоносова и Академия архитектуры Амстердама.
Диссертация об интродукции американских многолетников в условиях Средней полосы России.
деятельность:
2007 – 2016, ландшафтный архитектор и руководитель проектов в голландском ланадшафтном бюро OKRA.
2012, основатель бюро Novascape.
2017 – наст. вр., преподаватель в Академии архитектуры Амстердама.
2018, куратор выставки «Преобразовать. Приспособить. Сохранить. Голландский опыт работы с культурным наследием»
(Москва, Санкт–Петербург)
Кратный прирост воды
Проект Россия:
Мы охотно проводим время в городских пространствах, только если нам в них комфортно. Об этом, в частности, много говорилось при обсуждении результатов всероссийского конкурса малых городов и исторических поселений: почти ⅘ городов нашей страны уже находятся в неблагоприятных климатических условиях, а с учетом глобальных изменений климата все в большем количестве мест эти условия становятся если не экстремальными, то близкими к тому. Однако учитывать это при проектировании общественных пространств в России мы толком не научились. К тебе вопрос такой — действительно ли можно средствами ландшафтной архитектуры скорректировать городской микроклимат? Как именно и к каким результатам это может привести?
Ева Радионова:
Один из самых интересных проектов, в которых мне удалось участвовать, еще в составе ландшафтного бюро OKRA, — конкурс Re-thinking Athens 2012 года и последующая разработка проекта, вплоть до проектной документации, организованный фондом Онассиса. Речь шла о преобразовании центра Афин, и мы поставили перед собой цель сделать этот центр зеленым, несмотря на затяжные засухи и летнюю сорокаградусную жару. За счет этого и выиграли. А все началось с того, что приехав в Афины, мы попали под настоящий «тропический» ливень в феврале. Воды столько, что сразу она даже уйти никуда не может: люди вынуждены снимать обувь и забираться на скамейки. Стихийное бедствие, одним словом. Изучив местный климат и приняв во внимание рельеф, мы подсчитали, что в сезон дождей в Афинах осадков выпадает столько, что если их все собрать, то хватит, чтобы обеспечить комфортный полив ⅔ из тех 25 километров улиц, которые мы планировали озеленить. А если еще предусмотреть устойчивые к засухе растения, то поливать можно будет реже, и потребности в воде покроются полностью.
ПР:
Но ведь воду надо где-то собирать и потом отдавать?
ЕР:
Это был следующий этап исследований. В Афинах задача осложнялась богатым культурным слоем: копнул на полметра — и у тебя уже Древняя Греция. А нам необходимо было сделать систему инфильтрацилнных кратов (англ. crate), которые закапываются на глубину от 0,5 до 1 м. Инфильтрационные краты -это подземная фильтрационная установка, которая помогает быстро собирать воду, замедлять ее, очищать, если в этом есть необходимость, и перераспределить. Краты размещают, в частности, под деревьями, и они работают как «промокашка». Впитывают и задерживают воду, так что корни растений еще какое-то время могут эту влагу получать, и только потом вода проходит дальше, в специальные резервуары для хранения. Плюс мы предусмотрели систему прыскающих фонтанчиков, которые воды тратят мало, но повышают влажность и дают ощущение «климатического комфорта», уже не 35-40°C, а, скажем, 27-30°C.
Ландшафтная инженерия
ПР:
А если выпадающих осадков недостаточно?
ЕР:
Сейчас разработано несколько систем сбора ночного конденсата, которые применяются, например, в Израиле, а мы в OKRA включали в наш проект для района в Дубае. В нем предусматривалась система пергол, на которых конденсируется влага из воздуха. Вода стекает в резервуары, а оттуда по мере необходимости используется для полива. В этом случае целесообразно сажать деревья непосредственно под перголами. Вместе они образуют естественную тень. Чем больше у тебя таких «зеленых квадратных метров» переходов, тем больше влияние на микроклимат и тем выше вероятность, что даже в таком экстремально жарком климате, как в ОАЭ, люди смогут с комфортом добраться от дома хотя бы до остановки общественного транспорта.
ПР:
То есть затеи с водой — далеко не единственная мера по работе с жарким климатом: где вода — там и зелень...
ЕР:
Конечно! В Афинах, например, при посадке деревьев мы подбирали виды и места посадки так, чтобы деревья давали максимум тени, но не закрывали окна, и только за счет этого ощущаемая температура менялась на 4-5 (!) градусов. Плюс нужно работать с мощением. Как известно, натуральный камень днем нагревается и набирает тепло, а ночью отдает. Чем выше теплоемкость (например, под камнем лежит еще слой бетона), тем больше процессы растянуты во времени. В зависимости от того, какого эффекта нужно добиться, можно играть с цветом, форматом, структурой. Мы разработали покрытие средней толщины, которое и нагревалось не слишком сильно, и остывало быстро, так что ночью почти сразу становилось прохладно. Это не просто ландшафтная архитектура, а ландшафтная инженерия, и в мире ей занимается не так много компаний.
ПР:
Какие изменения на планировочном уровне предусматривались проектом? Построение единого экологического каркаса или что-то в этом роде.
ЕР:
Главная цель афинского проекта — изменить климат в центре города, создать комфортные условия для людей. Это отразилось в планировочных решениях. Так, мы изменили всю схему движения: центральная улица становилась пешеходной. Рельсы трамвая — единственного вида транспорта — проложили в траве, соответственно уменьшилась площадь мощения и нагрева. В Греции вдоль улиц много галерей-пассажей, и мы старались все общественные пространства соединить с этими пассажами, чтобы максимально удлинить путь комфортного перемещения вне палящего солнца. В общем, многогранный был проект, и если бы не кризис, мы бы его точно реализовали.
Поставить город на ноги
ПР:
Перенесемся на другой полюс — вечной мерзлоты. Мы с тобой познакомились как раз в связи с воркшопом в Якутии. Нам жителям средней полосы кажется, что в таких местах городская жизнь вообще протекает вне улиц. Летом дикая жара, а зимой — дикий холод...
ЕР:
Вечная мерзлота — это необычайно интересное явление. Это когда верхние 1,5-2 метра грунта постоянно находятся в движении: то отмерзают, то снова замерзают. Мерзлота как будто дышит — что, безусловно, сказывается на поверхности земли. Идешь по Якутску и все время наталкиваешься на странные бугры или, наоборот, провалы. Раньше людям, которые жили в этих краях, было проще: это были кочевые народы, и зимой они ставили юрты в одном месте, а летом - совершенно в другом. Но когда на таком грунте возводишь капитальное строение, идущее от него тепло растапливает мерзлоту и здание проседает. Отсюда и взялись дома на «ножках», где все коммуникации пускают поверху. Так что Якутск — такой город на ногах, да еще с огромными трубами, опутывающими городские пространства.
ПР:
Есть какие-то альтернативы?
ЕР:
Новых технологий много: у тех же скандинавов, канадцев, на Аляске. Самое простое -дома строятся на песчаной подушке. Есть технологии охлаждения фундаментов и тд. Но все это относится к строительству.
Подчинение мерзлоте
ЕР:
Что касается общественных пространств, то здесь надо наблюдать динамику и ей подчиняться. Когда ты кладешь асфальт — это значит, что ты сопротивляешься. Гуляя по старой части Якутска, мы обнаружили, что там лежит дерево — такая круглая деревянная брусчатка в песке (именно в песке, а не в каком-нибудь застывшем бетонном растворе). Изначально подобным образом мостились все дороги, и это было удобно: деревяшка выскочила, а ты ее заменил, и все это быстро и дешево. Поэтому в нашем проекте мы тоже используем деревянное мощение из лиственницы, только в современном исполнении. То есть идеи во многом схожие, надо только делать поправку на материалы: металл в этих грунтах разрушается, а вот дерево и гравий работают хорошо. Проекту в Якутске предшествовал воркшоп МАРШ ЛАБ 2016 года со студентами, поэтому мы хорошо изучили территорию. Здорово, что проект бульвара Учителя, который мы разработали вместе с Alphabet City и Восток + все-таки удалось построить: в этом году состоялось торжественное открытие. Кстати, не совсем верно считать, что зимой жизнь совсем останавливается. В -30 в Якутске дети играют на улице по два часа. Поэтому в проекте предусмотрена обязательно детская площадка, которую можно использовать и летом, и зимой.
ПР:
Как вы в этом пространстве в итоге обошлись с водой? Насколько первоначальные идеи воплотились в жизнь?
ЕР:
Осадков в Якутске тоже выпадает не так много, а так как летом жарко, то в мае как раз их имеет еще больший смысл собирать на ближайшие 1,5-2 знойных месяца. Весь ландшафт построен на системе холмов-сопок, и вода сохраняется под ними, делая почву не такой соленой, а излишки отводятся по поверхности и по дренирующему гравийному слою в дренажную канаву (к слову, дренаж в условиях вечной мерзлоты — та еще нетривиальная задача). У геопластики есть и другая не менее важная функция: корректировать суровый климат.
Аэродинамика улетает в трубу
ПР:
Каким образом сопки улучшают микроклимат?
ЕР:
Есть такое прекрасное слово — аэродинамика. Когда на улице 40 градусов мороза, то вопрос ветра принципиален и кардинально влияет на климат, а об этом многие забывают. Поэтому расположение и высоты холмов на бульваре Учителя неслучайны: и чтобы ветер между ними не гулял, и чтобы за какими-то из них можно было укрыться. Роза ветров критически важна в любом экстремальном климате и в том же Дубае. Делая проект, тебе нужно просчитывать и пресекать любую возможность ветру просочиться. А как это сделать посреди высотной застройки? Если у тебя 22 этажа или выше, то один или 2 дерева не спасут. Нужен или целый зеленый массив, который примет ветровой «удар» на себя, или специальная конструкция, которая его перенаправит. А в Дубае же не просто ветер — там песчаные бури. И непонятно, почему у нас так тщательно думают об инсоляции, а аэродинамика остается вопросом второстепенным. Ведь это больше дело архитекторов и градостроителей — планировать кварталы так, чтобы хотя бы не создавать ветровые коридоры. Если на этом уровне допущены радикальные ошибки, ландшафтные архитекторы уже мало что могут: такого больного сколько ни припудривай, он все равно здоровым не станет.
Проблемы роста
ПР:
А как в Якутске обстоят дела с растениями?
ЕР:
Как ни удивительно, но в Якутии в условиях вечной мерзлоты вы увидите вовсе не низкорослую тундру, а настоящую яркую степь. Многие многолетние виды сохранились со времен мамонтов и это родственники тех видов, которые растут, например, в южных степях. Первое, что можно и нужно делать при создании зеленых общественных пространств — это использовать местные растения, потому что именно они и будут хорошо себя чувствовать в таких сложных условиях. Мы создавая концепцию генерального плана с Анной Андреевой из Alphabet City как раз и придумали дизайн с холмами-сопками с двумя целями – с одной сторны они помогают смягчить климат, а с другой – дают возможность для роста деревьев – ведь земля на сопках оттаивает летом и деревья могут вырасти выше. Кроме того, наши «сопки» – естественная среда произрастания именно степных видов. Почему это важно. Мы знаем по нашему богатому опыту работы в России, что ухода за растениями нет и не будет, поэтому на сопках «сорняки» - то есть растения более влажных мест - тот же тростник повсеместно растущий в городе — не смогут доминировать. Подбором растений на бульваре Учителя занималась Анна. От себя же могу сказать, что системная проблема северных городов — отсутствие питомников и вообще каких-либо служб или квалифицированных подрядчиков, которые могли осуществлять городские посадки. Во многих городах материал все еще выкапывается из леса, что изначально является конфликтом: в городе совершенно другой микроклимат (т.н. «городской остров тепла»), мощение влияет на корни растений и т.д. В Якутии, например, при посадке берез или боярышников нужне именно семенной материал, иначе деревья будут расти плохо.
ПР:
То есть нужны какие-то городские питомники?
ЕР:
Нужны питомники, в которых бы выращивался ассортимент, пригодны для сложных условий именно конкретных городов, а не импортный или не привезенный из других климатических зон. Тогда приживаемость будут лучше. Ситуация с такими питомниками критическая и не только в северных российских городах: скоро все это на себе почувствуют. И несмотря на то, что сейчас очень много частных компаний, которые выращивают растения, после разрушения советской системы озеленения — а ее алгоритмы работали, как часы — на смену системы не появилось. И того объема растений – устойчивых видов - нужных именно для города, никто уже не сажает. Плюс ко всему почти во всех городах те службы, которые отвечают за уход, элементарно не понимают, что нужно делать, не хватает компетенций. А в северных городах вообще не до этого — они просто пытаются выжить. В Якутске остался единственный парк еще с советских времен. Может быть, сейчас, когда к программе благоустройства подключилось непосредственно правительство, что-то и изменится.
«Без контекста не сажаю»
ПР:
О воде мы вообще не думаем и никуда ее не отводим — медленно, но верно мы топим свои города. И мне кажется, это связано с тем, что российское градостроительство до сих пор не учитывает, что мы живем в ландшафте. У нас как будто не среда, а чистый лист. Не только к культурному наследию катастрофическое неуважение, но и к ландшафту: почему города изначально строились вокруг реки, как они эту реку использовали, как взаимодействуют с ней в настоящее время. Что происходило с любым проектируемым участком в городе, почему он стал такой, каковы текущие процессы. Эти трансформации если и изучаются, то результаты никак не используются. Зачем? Давайте лучше построим здесь еще 22 этажа.
ЕР:
И еще лавочки поставим — чтобы было общественное пространство... Да, общественные пространства стали модны. Но ведь нужно смотреть глубже, изучать ландшафт города — заниматься ландшафтной архитектурой, а не просто расставлять скамейки и урны к ним. В Голландии до 1980-х годов тоже не видели разницы: думали, что ландшафтная архитектура — это сажать газон и цветочки.
ПР:
А потом все изменилось?
ЕР:
Изменилось полностью. Сначала подключились инженеры, потом пришло осознание, что инженерные конструкции должны выглядеть эстетично. И сегодня ландшафтный архитектор в Голландии должен учитывать исторический контекст, уметь и проектировать, и разбираться в инженерии, и в растениях, и в экологии и уметь это все комбинировать. И при этом понимать, как все это сочетается с городским контекстом. Когда мне говорят, что здесь надо посадить деревья, я отвечаю: «Есть прекрасные питомники, они вам посадят. Я, ребята, без контекста не сажаю».