М. Казаков. Проект манежа в Московском Кремле. 1797

Фитнес в дворянской империи

Главным спортивным сооружением в императорской России были манежи (или экзерциргаузы), где знать и военные совершенствовались в верховой езде. Экскурс в историю этого феномена архитектуры от Владимира Седова опубликован в ПР27 с темой «Спорт».

Историк архитектуры. Специализируется на история древнерусской и византийской архитектуры, архитектурная археология, западноевропейские и византийские связи древнерусской архитектуры

образование: Исторический факультет МГУ, отделение истории искусства (1983) деятельность: 1983–1988 гг. – Музей архитектуры им. Щусева. 1988–1998 гг. – Государственный институт искусствознания;
1998–2004 гг. – Московский архитектурный институт (профессор);
с 2004 г. – Институт археологии РАН

Построение номеров журнала «Проект Россия» по темам приводит иногда к совершенно неожиданным результатам. Мне казалось, что никакого материала для освещения темы «микрорайон» в русской дореволюционной архитектуре найти нельзя — и действительно я ничего не нашел. А вот для темы «спорт» материал находится, да еще и в большом количестве и очень хорошего архитектурного качества. Хотя поначалу я думал, что искать в Древней Руси гимнасии, а в крепостнической Российской империи стадионы — дело безнадежное. Я даже всерьез задумался о возможном архитектурном оформлении места для игры в бабки, но вскоре бросил эту затею. Вместо бабок, городков и лапты в качестве темы, материала возник даже не спорт, а фитнес, укрепляющий и одновременно организующий тело и дух правящего класса империи. Об имперском фитнесе и оформляющей его архитектуре и пойдет речь в этой статье.В допетровской Руси не было спорта, четко отграниченного от игр, как не было и места для занятий спортом. Для кулачного боя и лапты годились сельские и городские улицы и площади, тогда как для конных ристалищ феодалов и традиционной для знати конной охоты годились поля и леса в изобилующей полями и лесами стране. Какое-то подобие спорта и предназначенных для спорта сооружений появляется в эпоху барокко, в середине XVIII века. Для императрицы Елизаветы (1741–1761) придворный архитектор Бартоломео Франческо Растрелли выстроил в Царском Селе барочную по стилю Катальную горку (1753–1757, исчезла еще в 1777 году), в которой парковый павильон причудливо сочетался с пандусами для спуска на тележках с колесиками. Инженерные расчеты для этой постройки осуществлял известный механик Андрей Нартов.

Мне неизвестно — была ли это чисто русская забава, как утверждают многие авторы, писавшие о второй, более поздней Катальной горке — в Ораниенбауме. Но ведь до сих пор русские посетители американских горок доверительно сообщают друг другу о том, что в Америке эти горки называются «русскими». Может быть и так, но первые два павильона для русских горок были, кажется, и последними.

Созданная архитектором Антонио Ринальди для императрицы Екатерины II Катальная горка в Ораниенбауме (1762–1769) дает исчерпывающее представление об архитектурном оформлении этого «спорта»: мы видим оригинальный по плану и силуэту и рокайльный по стилю павильон с залом и зальчиками и с драгоценной отделкой фасадов, а к этому абсолютно самодостаточному павильону примыкают (сейчас не примыкают — разобраны в середине XIX в.) пандусы изогнутой формы, по которым можно забавно скатиться с уровня второго этажа.

Катальных горок, как видим, было только две, потом этот тип не развивался. А позже, в эпоху классицизма, все «спортивное» как будто появлялось или проектировалось в единственном экземпляре: один зал для игры в мяч и один кегельбан.

А. Ринальди. Катальная горка в Ораниенбауме. 1762–1769
А. Ринальди. Катальная горка в Ораниенбауме. 1762–1769

Версальский зал для игры в мяч (прославлен событиями Великой французской революции, проходившему в этом зале заседанию парламента посвящены многочисленные гравюры) дал, по всей видимости, толчок к возведению корпуса для игры в мяч в Петербурге в первый период царствования императрицы Екатерины II, когда увлечение всем французским было в полной силе. Представительный трехэтажный корпус был построен в 1771–1773 годах при Первом кадетском корпусе, учащиеся которого должны были овладеть аристократической игрой, принятой при французском королевском дворе. Представительная раннеклассическая архитектура (это крупный объем с высоким залом в середине и двумя отогнутыми служебными корпусами) позволила некоторым исследователям приписать здание Александру Кокоринову, одному из первых «русских французов» в архитектуре, хотя с теми же основаниями его можно было бы приписать руке настоящего француза, Жан-Батиста Валлен-Деламотта.

Можно еще указать на интереснейший проект кегельбана, созданный в 1820-е годы московским архитектором Афанасием Григорьевым. Кегельбан в стиле ампир напоминает парковый павильон: длинная дорожка для бросаемых кегель находится в застекленной колоннаде, а два фланкирующих ее корпуса заключают в себе комнату для игроков и «приемник» для фигур и устанавливающей их прислуги.

Зал для игры в мяч при Кадетском корпусе в Петербурге (Помдеже). 1771-1773
Зал для игры в мяч при Кадетском корпусе в Петербурге (Помдеже). 1771-1773

Что-то еще можно подсобрать к теме «спорт»: петербургский (проект — Леонтий Бенуа, 1890–1891) и московский ипподромы эпохи эклектики, проект «Беседки Общества любителей верховой езды» Федора Шехтеля (1900), какие-то яхт-клубы. Но все это не складывается в единую картину, все это дает представление об аристократичности спорта в императорской России, о единичности спортивных сооружений на фоне другого строительства, но и только. Неужели нет ничего, что говорило бы об особой роли воспитания сильного тела, тела для Власти? Оказывается — есть.

Чтобы найти этому свидетельства, я заглянул в «Описание Санктпетербурга», составленное в 1749—1751 гг. А. И. Богдановым. В разделе «Манежи Конные» читаем: «1. Сперва Манеж, или Конская Школа, была построена на Лугу, против Зимняго Дому, 1732-го году. Сей Манеж разобран и перенесен на Болшую Прешпективу, близ Каменной Кирки, 1742 году, которой и употреблен не Манежем, но Комедиантским Домом. 2. Оной Дворцовой Манеж переведен в Дом Ягужинского. 3. Манеж при Кадетском Корпусе, в котором обучаются кадеты конской езды, построен 1734 году». 

Из приведенного описания Петербурга времени Елизаветы I вдруг все становится ясно: спортом придворным, фитнесом дворянским была верховая езда, которой обучали в специальных манежах, которой, обучившись, занимались в тех же манежах, которых было несколько в столице. Показательно, что манеж был при Зимнем дворце (напротив его, «на Лугу»), а также был и при главном дворянском учебном заведении — Шляхетском, или Кадетском, корпусе. 

О существовавшем в 1732—1742 годах Манеже напротив Зимнего дворца сведений нет, но благодаря фантазии писателя Ивана Лажечникова, написавшего свой роман «Ледяной дом» в 1835 году, можно заглянуть в манеж Бирона, фаворита императрицы Анны Иоанновны (дело происходит зимой 1739/1740 года). «Мы не взойдем теперь в жилище Бирона, а перенесемся через Фонтанку в манеж его. Он расположен на берегу в длинной мазанке с несколькими восьмиугольными окнами по стенам и двумя огромными, из пестрых изразцов, печами на концах. Подле одной печи сделано возвышение в виде амфитеатра с узорочными перильцами и балдахином из малинового сукна с золотой бахромой. Под балдахином стоят кресла с высокой спинкой, обитые малиновым бархатом…». Как выясняется, кресла под балдахином предназначены для императрицы, которая сама делает «два-три вольта» в этом манеже и наблюдает с кресел упражнения Бирона. Лажечников, писавший через сто лет после событий, мог узнать какие-то сведения о не столь давнем прошлом, а кроме того, он сам жил еще в «конскую эру» и потому только «удревнял» образ манежа, хорошо известный ему по современным сооружениям. А сооружений этих во времена Лажечникова в Петербурге было множество.

Манеж Первого кадетского корпуса в Петербурге. 17571759

Самым ранним сохранившимся манежем в России является манеж Кадетского корпуса, стоящий на набережной Васильевского острова в Петербурге. Он построен в 1757–1759 годах под руководством архитектора кадетского корпуса Иоганна Георга Борхарда, но автором проекта, возможно, был более крупный мастер. Перед нами очень протяженный прямоугольный в плане одноэтажный корпус с плоским деревянным перекрытием зала для конных упражнений. С одного из торцов и с боковых фасадов внутрь ведут широкие и высокие ворота, устроенные так, чтобы в манеж мог въехать всадник. Фасады обработаны пилястрами в духе барокко, а к торцовому фасаду, выходящему на набережную Невы, приставлен богато обработанный двухэтажный служебный корпус.

Мы видим, что сам тип манежа здесь уже определился, а это значит, что еще в первой половине XVIII века русские архитекторы оформили его, применив гораздо более функциональные сооружения Запада к нуждам императорской столицы, к нуждам публичного времяпрепровождения и обучения двора и знати (пышно декорировав фасады). Они также приспособили легкие здания к суровому климату Севера (утяжелив их и снабдив отоплением в виде приставленных к стенам печей и двойными рамами).

Дж. Кваренги. Проект манежа. Начало XIX века. Фасад, разрез

Однако окончательное оформление типа русского манежа пришлось на следующую эпоху. Есть сведения о постройке фаворитом Екатерины II Александром Ланским частного манежа в примыкающем к Царскому Селу городке София в 1785 году по проекту Джакомо Кваренги. Но кристаллизация типа началась, кажется, уже в следующее царствование, при императоре Павле I (1796–1801), так любившем военные парады и построения. При резиденции императора, Михайловском замке, coоруженном в 1797–1800 годах по проекту Винченцо Бренны, был построен обширный манеж, образовавший вместе с поставленным параллельно ему корпусом дворцовых конюшен улицу, ведущую к парадному входу во дворец. Сами корпуса манежа и конюшен сохранились, но фасады их были изменены двумя десятилетиями спустя Карлом Росси.

Интереснейшей страницей в истории манежей был проект перестройки Московского Кремля, созданный для Павла I московским архитектором Матвеем Казаковым в 1797 году. По этому проекту новый императорский дворец в Кремле должен был быть уравновешен огромным зданием манежа, перекрытого колоссальными сводами с распалубками над проемами. Замысел грандиозный и одновременно нелепый, еще более помпезный, чем Кремлевский дворец по проекту Василия Баженова.

М. Казаков. Проект перестройки Московского Кремля при Павле I. 1797. Сверху вниз — генеральный план, план манежа
М. Казаков. Проект перестройки Московского Кремля при Павле I. 1797. Сверху вниз — генеральный план, план манежа

Примерно тот же тип, что и манежи, представляли собой экзерциргаузы — здания, предназначенные для зимних упражнений (экзерсисов) пехотных полков, но в которых были возможны и конные занятия. Известен проект Джакомо Кваренги, предназначенный для строительства в 1797 году деревянного экзерциргауза Измайловского полка в Петербурге (с полукруглыми выступами-полубашнями, предназначенными для складирования амуниции и фуража), а также похожий проект павловского времени для экзерциргауза на Дворцовой площади (его датируют 1795 годом, но он был построен уже при Павле I, о чем говорят вензели этого императора над входами). Оба здания были осуществлены, хотя и просуществовали недолго, оба имели подчеркнуто «античные», классицистические формы фасадной декорации и характерные ложи для именитых гостей в торцовых частях интерьера.

Дж. Кваренги. Проект Манежа Измайловского полка в Петербурге. 1796

Несколько позже, уже при императоре Александре I (1801–1825), Кваренги создал своеобразную «формулу» манежа: в 1804—1807 годах он спроектировал и построил манеж Конногвардейского полка. Здесь был найден образ (тип уже был найден давно): мерный и монотонный ритм боковых фасадов и тосканский портик на одном из торцовых фасадов, превращающий манеж в необычно вытянутый античный храм типа «простиль». В первоначальном варианте на боковых фасадах тоже были колонны, примыкающие к стенам и превращавшие манеж в псевдопериптер. Тема храма, таким образом, была задана Кваренги и затем могла быть развита в сторону амфипростиля, периптера или псевдопериптера, что и было сделано последующими архитекторами уже в эпоху ампира. Спроектированные Кваренги манежи стали широко известны, и в 1811 году, находясь проездом в Мюнхене, архитектор получил заказ на проектирование манежа для короля Баварии.

Дж. Кваренги. Проект манежа Конногвардейского полка. 1804. Боковой фасад, разрез, план

В 1817 году в течение шести месяцев был построен Манеж (его называли также Экзерциргаузом, что подтверждает предположение о том, что мы имеем дело с двумя названиями одного и того же типа) в Москве, предназначавшийся для смотра войск в присутствии Александра I. Это величественное здание, вставшее у Кремля, вошло в комплекс построек александровского времени, связанных с победой в Отечественной войне 1812 года (Александровский сад с его Гротом и воротами). Гигантские размеры московского Манежа смогли стать реальностью благодаря работе французских инженеров: проект Августина Бетанкура осуществлял в натуре Лев Карбоньер. Архитектурное оформление этого массивного псевдопериптера принадлежит, судя по всему, Огюсту Монферрану. Для плоского деревянного перекрытия здания длиной 168 м и шириной 45 м была придумана новая система стропил, работающая до сих пор. Скульптурный декор в духе московского ампира здание получило в 1823—1824 годах, когда оно было реконструировано по проекту 0сипа Бове. Интересно, что, кроме войсковых смотров, парадов и обучения верховой езде, отапливаемый печами Манеж использовался и для таких аристократических мероприятий как выставки цветов, а во время коронации Николая I (1825–1855) в 1826 году московское купечество угощало здесь государя и его двор.

Проект московского манежа. Чертеж 1832 года

Тот же император устроил в 1838 году при Манеже церковь Николая Чудотворца, помещенную в полуциркульном объеме, пристроенном к середине длинного фасада, обращенного к Александровскому саду (сломан в советское время). Устройство при манеже храма — обыкновение позднее и не столь распространенное, оно встречается в манежах военных поселений в Новгородской губернии. По всей видимости, храмы при манежах стали делать тогда, когда сочетание фитнеса и религии стало обычным: николаевское время для этого очень подходит, и мы видим рождение такого типа не ранее второй половины 1820-х годов. 

В Петербурге в царствование Александра I строится довольно много манежей, среди которых в первую очередь нужно назвать построенный архитектором Луиджи Руска манеж Кавалергардского полка (1803–1810) с его расположенным посередине протяженного фасада мощным дорическим портиком с рустовкой нижних частей колонн. Тот же Луиджи Руска создал экзерциргауз Второго кадетского корпуса (1817–1820) — такой же протяженный и с портиками на торцах и в середине длинных боковых фасадов. 

Василий Стасов в 1819—1820 годах построил, вернее, перестроил в ампирных формах манеж в Царском Селе, сооруженный в дереве в середине XVIII века и выстроенный в камне в павловское время Василием Нееловым (1779). И сооружения Руски, и постройки Стасова имеют крупный масштаб и обработаны монументальными и строгими декоративными деталями в стиле ампир. Ту же стилистику, но с еще большей пышностью скульптурного убранства (возможно, барельефы сделаны Степаном Пименовым или Василием Демут-Малиновским), видим в перестроенных Карло Росси корпусах Михайловского манежа и конюшен Михайловского замка (1823–1824), включенных в ансамбль построенного Росси Михайловского дворца и тем самым как бы оторванных от Инженерного замка. Небольшой манеж при возведенном Евграфом Тюриным Александрийском дворце в Москве (1832) принадлежит к кругу гораздо более скромных памятников. 

Как видим, манежи и экзерциргаузы строились в конце XVIII — первой трети XIX века в довольно большом количестве, оформлялись как монументальные сооружения и отделывались роскошно. Сохранялось обязательное соседство манежа с крупным царским или великокняжеским дворцом, манеж сопутствовал (а иногда и являлся главным зданием в ансамбле) комплекса казарм гвардейского полка и кадетского корпуса. Налицо внимание не только к функции, но и к форме, подчеркивание значения манежей, их выделение в застройке, их монументализация, их, наконец, антикизация посредством портиков, фризов, карнизов, лоджий и тому подобной атрибутики зрелого классицизма и ампира. Благодаря этим форам, крупные здания манежей стали играть еще большую роль в общей композиции императорской столицы, Петербурга, хотя и в Москве ее Манеж до сих пор играет не последнюю роль.

Л. Руска. Фасад манежа Кавалергардского полка в Петербурге. 1803–1810
Л. Руска. Фасад манежа Кавалергардского полка в Петербурге. 1803–1810

Если в Петербурге манежи и по сей день занимают значительное градостроительное положение, то представить их значение при появлении в русском деревенском пейзаже трудно. Между тем, в Новгородской губернии в 1820–1830-е годы по проектам Василия Стасова при участии инженера Льва Карбоньера построено несколько комплексов казарм, в которых помещались главные квартиры гвардейских полков, бывших своеобразными центрами так называемых военных поселений. Чаще всего главным зданием такого военного городка был манеж.

Речь идет о манеже в Новгороде, а также о манежах в четырех военных городках: Гренадерского, императора Австрийского полка в Кречевицах (1830–1833), Гренадерского, наследного принца Прусского полка в Новоселицах (1830), 1 и 2 Карабинерских полков в Медведе (1830-е годы) и, наконец, великолепного руинированного комплекса в Селищах (1820–1830-е годы). Все эти манежи новгородских военных поселений имеют огромные размеры, не уступающие размерам московского Манежа, при всех планировалось соорудить храм, находившийся в отдельном объеме, примыкавшем к середине одного из протяженных фасадов (обычно заднего, обращенного к плацу). Торцы манежей в этих комплексах не свободны, как в Петербурге и Москве, к ним примыкают корпуса офицерских казарм, соединяя тем самым манеж, храм и жилье в единый центр военного городка, монументальный, монотонный и величественный даже в руинах, как в Селищах, где и храм с чугунными базами и капителями колонн, и сам манеж без кровли производят впечатление римских руин, чудесным образом перенесенных на влажную почву долины Волхова.

Манежи выделяют тему фитнеса в Российской империи, они поднимают эту тему на большую высоту, становясь символами мощи дворянского царства, его крепости и ловкости. Здесь видится какая-то аналогия с античными стадионами или, скорее, палестрами. Это здания, где тренируются сила и ловкость, где складываются репутации и круг общения, где дамы смотрят на избранников из лож, где целые полки после маршировки или вольтижировки оборачиваются ко входу в храм и встают на молитву. Это здания, в которых, несмотря на трескучие морозы снаружи, держится влажноватый комнатный климат, позволяющий объезжать дорогих орловских рысаков или выставлять цветы. Это гигантские салоны, которые рождаются одновременно с представлением о благородном дворянине, шевалье, шляхтиче (и, видимо, почти одновременно с основанием при Анне Иоанновне Шляхетского корпуса), но и умирают с распадением этого образа, с разделением бывшего класса шевалье на офицерство и интеллигенцию.

К середине XIX века лошадь еще продолжала быть основным средством передвижения, хотя и была чуть потеснена дальними железнодорожными перевозками, а в военном деле лошадь оставалась основной ударной силой, символом скорости до Первой мировой войны. А манежи вдруг исчезли где-то в 1850-е годы, и больше не слышно стало о монументальных объемах, заключавших в себе игры и ловкость правящего класса. Появились те самые, упомянутые в начале статьи яхт-клубы и ипподромы, в начале XX века возникли как видение скейтинг-ринги для публики, но это все было уже не то. Архитектурным выражением здоровья дворянской империи навсегда остался манеж.

читать на тему: