Евгений Асс: К простоте

ПР51, изданный в далеком 2008-м году, был посвящен теме простоты. И несмотря на то как много времени прошло, истории, рассуждения и комментарии архитекторов о том, что же есть простота, все также актуальны и интересны.

KISS – [англ. сокр. Keep It Simple, Stupid] — делай проще, придурок

Определение простоты

Просто написать о простоте очень сложно. Если начнем с попытки точной дефиниции, то скорей всего здесь же и закончим, поскольку понятие простота такое же ускользающее и неопределимое, как красота или доброта. Я, например, не знаю, как определить простоту и можно ли точно зафиксировать ее формальные признаки.

Хайдеггер ловко вывернулся, определив простое как несложное1. В немецком языке за словом простота (einfach) звучит идея единичности, несложенности. Русский комментатор Хайдеггера проясняет ситуацию: «…сказать о ней (простоте – Е.А.) по-русски положительно (не через отрицание) почти не удается: пожалуй, просто лишь то, что сведено к самотождественности – без недостатка и излишества, просто существующее в наивозможной для себя “скромности”»2. Здесь самое главное – «без недостатка и излишества». Витгенштейн еще категоричней: «Объект прост»3. То есть целостен, един и неделим.

В русском языке иная семантика – простота имеет общий корень с пространством. За этим звучит простор, пустота, скорее идея отсутствия, чем наличия. И в то же время простой – это однородный по составу, не имеющий примесей, добавок или составных частей; ясный и легко исполнимый, не сложный; незамысловатый, бесхитростный; обыкновенный, ничем не выделяющийся. И одновременно – «Простота хуже воровства» и «С простоты люди пропадают».

А латинский simplex, от которого происходят романские определения простоты, вообще означает наивный.

Более других в определении простого помогает Ю.М.Лотман: «Понимание простоты как эстетической ценности… неизменно связано с отказом от украшенности. Ощущение простоты искусства возможно лишь на фоне искусства “украшенного”, память о котором присутствует в сознании зрителя–слушателя. Для того чтобы простое воспринималось именно как простое, а не как примитивное, нужно, чтобы оно было упрощенным, то есть, чтобы художник сознательно не употреблял определенные элементы построения, а зритель– слушатель проецировал его текст на фон, в котором эти “приемы” были бы реализованы»4. К архитектуре это определение применимо лишь отчасти, поскольку понятие «украшенность» не покрывает весь спектр «сложности» архитектурной формы. Но рассмотрение простоты как явления в контексте представляется единственно возможным. Ведь интуитивно мы безошибочно определяем зыбкую границу между простым и сложным на неустойчивой шкале оценок, при том что шкала эта меняется и во времени, и в пространстве.

Краткая история простоты

Тема простоты в архитектуре существовала всегда, хотя и подразумевала совершенно разные вещи. Например, анонимный автор трактата «Исследования характера зданий», изданного в Лейпциге в 1788 году, пишет: «Простота должна быть основой плана, силуэта, интерьера, мебели, декора и выбора материалов, а все детали, благодаря которым эта простота достигается, должны исполняться с величайшим тщанием»5. Это написано на излете немецкого барокко.

На протяжении последнего столетия оппозиция «сложное–простое» так или иначе оказывалась в центре архитектурных дискуссий. Историю простоты в архитектуре этого периода можно представить как последовательный ряд концепций, иногда с совершенно противоположными интенциями, но в основание которых так или иначе были положены принципы осознанного ограничения средств архитектурного выражения.

Эта история начинается в Вене, где сто лет назад доктор Фрейд лечил венцев от неврозов, а Адольф Лоос – от преступной страсти к орнаментам. В концепции Лооса необходимость простоты вытекает из идеи прогресса, духа времени и соответствующей ему социальной этики: «…чтобы не сойти с пути прогресса, мне необходимо обрести еще бóльшую простоту»6.

Почти одновременно с Лоосом немецкий Веркбунд декларирует «разумную простоту» традиционной ремесленной архитектуры. Лидер Веркбунда Герман Мутезиус: «…постройки, возведенные цеховыми мастерами – более подлинные и высокие произведения искусства, чем абстракции большой архитектуры»7. И Генрих Тессенов: «Самое простое не всегда самое лучшее, но самое лучшее всегда просто»8. Совпадение ли то, что в те же годы Осип Мандельштам пишет: «…красота – не прихоть полубога, а хищный глазомер простого столяра» 9.

Живописец Шарль Жаннере в 1917 году пропагандирует пуризм, искусство чистых форм, а став архитектором по имени Ле Корбюзье, в конце 20-х настаивает на том, что, «пустившись на поиски архитектуры, мы вступаем в область простоты. Мы никогда не устанем повторять: великое искусство творится самыми простыми средствами»10. Простота в интерпретации Ле Корбюзье сродни простоте пирамид, и проистекает она из непреходящих законов гармонии.

Для Миса ван дер Роэ простота – это воплощенная истина. Свою философию он основывает на положении Фомы Аквинского veritas est adaequatio rei et intellectus – «истина есть соответствие вещи и разума»11. Путь к истине и, следовательно, к простоте Мис прокладывает через отказ: ему принадлежит самая знаменитая формула в архитектуре ХХ века: less is more. Меньше – это больше.

Ироничный апологет «сложностей и противоречий в архитектуре» Вентури переиначил это изречение в «меньше – это скучно». Но буквально в следующей фразе он говорит о «вожделенной простоте», приносящей разуму чувство удовлетворения12. Очевидно, сам того не желая, Вентури внес свой вклад в «общую теорию простоты», включив в область рассмотрения категории «банального» и «ординарного». Два домика, построенные им на острове Нантакет (1971), превосходно демонстрируют скромное обаяние «ординарного».

Альдо Росси. Ансамбль кладбища Сан-Катальдо в Модене, 1978–1984
Альдо Росси. Ансамбль кладбища Сан-Катальдо в Модене, 1978–1984

В отличие Вентури Альдо Росси не шутил с классической архитектурной традицией. Будучи ее наследником по прямой линии, он видел в ней не средство декорации, а систему архетипических форм, знаков коллективной исторической памяти. Он очистил классическую архитектурную форму до ее изначального, первичного состояния. В его представлении типология как городских пространств, так и зданий – это «теория элементарных типов форм, которые не подлежат дальнейшему упрощению»13. Простота в работах Росси обладает метафизической мощью и одновременно театральностью.

«Свет, ветер, дождь, движения людей превращают мои простые геометрические формы в сложные пространства», – пишет Тадао Андо14. Для японской традиции простота всегда была чем-то само собой разумеющимся. Концепция «ваби- саби», «скромная простота», представляет собой неотъемлемую часть японского эстетического мировоззрения. «Ваби» ассоциируется со скромностью, одинокостью, неяркостью, однако внутренней силой. «Саби» – с архаичностью, неподдельностью, подлинностью. В логике Андо, сложная форма исчерпывает саму себя, в то время как простая открыта для взаимодействия с внешними факторами, которые наполняют и обогащают – усложняют ее.

Не забудем и художников, в первую очередь последователей концептуального минимализма, утверждавшего ценность формы как таковой, без символики и метафор. Философия минимализма основывалась на убеждении, что искусство не может выражать то, что лежит за пределами эмпирического опыта. Конкретная материальность объекта ценнее любых внеположенных сущностей. «То, что вы видите, и есть то, что вы видите», – сформулировал это положение Фрэнк Стелла 15.

Дональд Джадд, отец-основатель минимализма, уделявший немало внимания архитектуре, сетовал на то, что «сложность стала символом значительности сооружений», и противопоставлял ей элементарные формы. «Простая форма – это симметрия и точные пропорции»16. Наконец, нельзя не упомянуть Йозефа Бойса с его почти мистическим отношением к материалам, и художников движения Арте повера, использовавших мусор и дешевые материалы в своих лаконичных пластических высказываниях.

В этой краткой истории зияют прорехи – Людвиг Гильберзаймер, Баухаус от Веймара до Ульма, вообще весь функционализм и Современное движение, архитектура «без риторики» Алисон и Питера Смитсонов и «новый брутализм», гениальный Зигурд Леверенц, недооцененный Хайнц Бенефельд и многие другие. В той или иной степени к этой теме обращались почти все крупнейшие архитекторы ХХ века.

В России идея простоты до 1950-х годов рассматривалась по преимуществу в негативном контексте. Одним из самых распространенных и страшных идеологических приговоров было «упрощенчество». В известном смысле такая точка зрения созвучна национальному представлению о «простом» как о бедном и глупом. Но вместе с тем упоминание простоты встречается как у авангардистов, так и у классицистов, хотя и с характерными оговорками. Пантелеймон Голосов: «…путь простоты – путь наибольшего сопротивления. Однако только этот путь ведет к успеху и получению предельно выразительного правдивого образа»17. Иван Фомин: «Стиль наш должен быть простой, здоровый, со строгими, четкими и лаконичными формами, но вместе с тем бодрый, яркий и жизнерадостный» 18.

Настоящим апологетом простоты в 1955 г. выступил Н.С.Хрущев: «Советской архитектуре должна быть свойственна простота, строгость форм и экономичность решений»19. Результаты не обсуждаем, хотя несколько настоящих минималистских шедевров можно вспомнить – например, ЦДХ. Правда, концептуально ни тогда, ни позже эта архитектура не была оформлена. Вообще российская архитектура последнего полувека не страдала интеллектуальным перенапряжением. И сегодня, при всем разнообразии архитектурной практики, последовательные творческие концепции почти отсутствуют, тем более касающиеся простой архитектуры. Из осмысленных толкований простоты, пожалуй, достойна обсуждения только концепция «протоформ» Александра Ермолаева. Архитектурная форма здесь выводится из некоего дпрофессионального опыта, из фольклорной архаики. Эта концепция смыкается с «архитектурой без архитекторов» или «беспородной архитектурой» Бернара Рудофски20.

Нынешняя «новая простота», или, как еще называют это явление «новая вещественность», «новая трезвость» наивысшей концентрации достигла в Швейцарии. Здесь необычайно удачно сошлись «традиция минимальности» и геометрическая абстракция Макса Билла, швейцарское «конкретное искусство» 60-х годов и уроки Альдо Росси (он преподавал в Цюрихе в 1972–1975 гг.). Добавим к этому благоговение перед национальным гением Ле Корбюзье, помножим на знаменитый швейцарский перфекционизм и протестантскую скромность и получим фирменный swissbox.

Сегодня «простая архитектура» представлена во всем мире. Кроме большой компании швейцарцев в лице Петера Цумтора, Роджера Динера, Буркхалтер и Суми (всех не перечесть) надо упомянуть португальцев Айрес Матеус и Эдуардо Соуто де Моура, испанца Кампо Боэза, англичан Дэвида Чипперфильда, Джона Поусона, бюро Серджисон–Бейтс, Карузо–Сент-Джон, японцев САНАА и многих других. «Новая простота» разнообразна. Ее уж никак не назовешь «немудреной», тем более скучной. «Новая простота не самоцель. Скорее это логическое разрешение особых концептуальных задач. Это результат процесса конденсации, благодаря которой формы и материалы начинают мерцать и резонировать. Меньше, в случае новой простоты, это действительно больше – процесс конденсации отнюдь не означает упрощения, вызванного скудостью средств. Напротив, он воплощает стремление к чувственности» 21.

Пантелеймон Голосов. Проект клуба железнодорожников в Москве. Перспектива, 1927
Пантелеймон Голосов. Проект клуба железнодорожников в Москве. Перспектива, 1927

Апология простоты: несколько тезисов

• Идеи простой архитектуры постоянно витают в воздухе, но актуализируются в периоды кризисов, притом не столько экономических, сколько культурных, когда безумие мира становится очевидным и взывает к очищению. За последние сто лет формальная свобода выражения в архитектуре достигла практической вседозволенности. Отчего современная архитектура так сложна? Что заставляет архитекторов делать здания странных форм, трудных для возведения и семантически невнятных? Проблема качества архитектурной формы стала сегодня крайне туманной. Понятия «хорошее», «плохое», «красивое», «уродливое», «правильное» или «неправильное» имеют частное и относительное приложение в современной культуре. В эпоху тотального маньеризма, ставшего стилем времени, установка на простоту оказывается единственной радикальной и, одновременно, ответственной профессиональной позицией. «Архитектура нулевого уровня, – как ее называет Кеннет Фрэмптон, – отвечает на нарастающую какофонию современного мира осязаемым безмолвием»22.

• Лучшее, что написано на тему простоты, принадлежит Пастернаку («Волны», 1932):

Есть в опыте больших поэтов
Черты естественности той,
Что невозможно, их изведав,
Не кончить полной немотой.

В родстве со всем, что есть, уверясь
И знаясь с будущим в быту,
Нельзя не впасть к концу, как в ересь,
В неслыханную простоту.

Но мы пощажены не будем,
Когда ее не утаим.
Она всего нужнее людям,
Но сложное понятней им23.

Самая удивительная и наиболее интригующая – последняя строфа. Парадокс, замечательно точно отмеченный Пастернаком: не будет художнику, не таящему простоты, пощады от людей, которым эта простота необходима, но которые предпочитают ей сложность. Простота всего нужнее людям потому, что она есть проекция «естественности», органичности, «родства со всем сущим». Но люди ее страшатся, как страшатся ясности и правды. Простое непонятно. Оно всегда хранит некую тайну, скрытую в недосказанности. Людям дороже возвышающий обман сложного, которое содержит много узнаваемых черт и поэтому им понятней.

• Простота – это ответственность. Обучение простоте – это обучение ответственности. Отечественная архитектурная пропедевтика с первого курса института толкает студента на путь безответственного формотворчества. Весь курс объемно-пространственной композиции построен на бессмысленном комбинировании абстрактных форм, лишенных какого бы то ни было человеческого содержания. Эта методика досталась в наследство нашей школе в середине 60-х. Концепции «выразительной формы», заимствованной у рационалистов Асновы, никогда не было противопоставлено никакой альтернативы. Кошмар современного российского педагога: все студенты проектируют параллелепипеды. Ничего ниоткуда не торчит. Простой прямоугольный фасад. И все колонны вертикальные. «Ну, проведите хоть какую-нибудь косую линию. Вот видите, сразу лучше стало. Учитесь, в конце концов, делать выразительную архитектуру!»

• Архитектура простого вибрирует между абстракцией и конкретностью. Абстракция геометрической типологии пространственных форм артикулирована предельной конкретностью материального воплощения. Малларме, по свидетельству Поля Валери, однажды сказал Дега: «Стихи, дорогой Дега, создаются не из идей. Их создают из слов»24. В этом смысле архитектура тоже создается не из идей, а из материальных фактов. Область простой архитектуры – не архитектурные тексты, а материальная субстанция бытия. Архитектурные формы определяются в их собственных терминах, через их субстанциональные или типологические качества. Здесь нет места символам и метафорам, но все вещи прямо представляют свои функциональные, пространственные или материальные свойства. Эту архитектуру можно назвать «архитектурой существительных» в противовес многословной «архитектуре метафор». Суть этой эстетической и этической стратегии – в обращении к живому пространственному опыту, к непосредственному тактильному и визуальному переживанию света, фактур материалов, их тепла или холода. Соответственно, и все культурные смыслы и ассциации рождаются не на уровне изображения или языка, а на уровне первичных ощущений. Это архитектура предъявления, а не изображения.

• Простота – это прежде всего определенный способ мышления, мировоззрение и лишь во вторую очередь форма. Форма, вырастающая из понимания простого, редуцирована не как следствие мучительного процесса отсечения лишнего, но как осознанная несложность изначального. Проводя математические параллели, редукция к простому производится не как операция последовательного вычитания, а скорее как одномоментное извлечение корня. Правильнее говорить не о редукции, а о сжатии или свертывании формы. Знаменитый танковый конструктор, автор «тридцатьчетверки», М.И.Кошкин говаривал: «Лучшая из возможных деталей – эта та, которой нет»25.

• Идея простого оптимистична. По выражению неизвестного острослова, «жизнь не так проста, как кажется. Она еще проще». Простое успокаивает и примиряет. По большей части современная архитектура проникнута трагизмом. С того момента, как архитектура стала осознавать себя частью современного искусства в XX веке, она неизбежно должна была стать трагической. Очевидный оксюморон – словосочетание «архитектура деконструкции», то есть «высшая тектоничность разрушения». Методологическая процедура буквально интерпретирована в архитектурной форме. Деконструированная форма есть знак распада смысла обитания, онтологической катастрофы. Профессор из Вупперталя Франк Вернер весьма категоричен: «Конец простой архитектуры будет концом последней оптимистической перспективы для того, что еще осталось от архитектурной культуры. Некоторые думают, что просто строить, просто проектировать – это самое простое дело в мире. На самом же деле это самое тяжелое, самое трудоемкое, и, не в последнюю очередь, наименее оплачиваемое дело сегодня. Именно поэтому мы должны культивировать его, как интеллектуально, так и практически, а не отдавать на растерзание пустословной популистской риторике»26.

• Необходимо отделить простоту от символической монументальности и от минималистского маньеризма. Архитектурный минимализм в его нынешней версии превратился в выморочный стиль светского истеблишмента – бездушный и манерный. Не столько возвышенная тишина, сколько натужная игра в «замри». Простота должна быть естественной, она не может быть агрессивной. Как заметил Ларошфуко, «показная простота – это утонченное лицемерие»27.

• Витгенштейн всегда краток и точен: «Вкус делает вещи приемлемыми»28. С точки зрения вкуса простое, как правило, отмечено хорошим вкусом, хотя бы потому, что в простом нет ничего лишнего, только необходимое и достаточное. Плохой вкус всегда связан с избыточностью. Поэтому простое живет дольше – будучи вне моды, оно сохраняет свою ценность, несмотря на ее капризы. Например, «маленькое черное платье» Коко Шанель.

• Выстраивая ряды синонимов и ассоциативных связей, мы убедимся, что за простотой кроются преимущественно положительные коннотации, в то время как за сложностью отрицательные. Простота – скромность – ясность – цельность – бесхитростность – естественность – искренность. Сложность – непонятность – запутанность – неопределенность – неразре- шимость.

• Обращаясь к простому, легко, а потому и опасно, впасть в моралите. За идеей простоты обнаруживаются при желании и протестантский аскетизм, и коммунистический эгалитаризм, и путь дзэн, и очередная мода на простую жизнь. Г.Честертон отвергает ханжескую этику «опрощения»: «Только одна простота стоит стараний — простота сердца, простота удивления и хвалы. Мне ни к чему простота, в которой нет ни удивления, ни страха, ни радости. Мне страшно бесовское видение: ребенок, в простоте своей презирающий игру»29. Архитектура, как и вся культура, давно лишилась невинности, и на сложные вопросы современности не могут быть даны примитивные ответы. Простая архитектура не модная диета, а отказ от наркотиков.

• Простое не просто. Простое не скучно. Неправильно говорить о простой архитектурной форме только в терминах геометрии. К определению «простого» я бы отнес такие качества, как целостность и слитность формы, непрерывность и гомогенность поверхности. Простота не является синонимом примитивности, бедности, элементарности, лапидарности. Простоте не противоположна многодельность и изощренность – чего стоит фасад цумторовского «белого куба» в Брегенце.

• Нарочитая сложность – свойство культуры городской толпы по преимуществу. Триумф сложности есть китч. Крестьянская и аристократическая культуры исторически всегда склонялись к простому – античному канону или традиционной народной форме, наивной и простой по определению. Сложность в архитектуру привнесена урбанизацией середины XIX века, возникшей на этом фоне эклектикой, а затем и болезненно-многословным искусством модерна. Меня больше привлекает анонимная архитектура просвещенных гражданских инженеров конца XIX – начала XX века, чем авторские опусы «креативных» архитекторов современного производства. Как ни странно, в безыскусной ординарности гражданских построек куда как больше метафизического содержания, чем в оригинальных продуктах художественного самовыражения.

• Простота – это не стиль, не форма и не прием. Интенция простоты проявляется как профессиональный императив, а не как формальный принцип или модная тенденция. Простота – это определенный способ смотреть и видеть вещи такими, какие они есть. Простая архитектура избегает иллюзорности, и в этом смысле она реалистична.

• Вокруг темы простоты крутится вопрос о смысле и предназначении архитектуры вообще и в наши дни в частности. В простой архитектуре содержится изначальная природа строения, как ограждения, крова. За бесконечными спекуляциями о новизне формы и о текстах культуры исчезает этот основополагающий смысл архитектуры как пространства обитания человека. Размышления о простоте заставляют нас постоянно задаваться мучительными вопросами: что же, в конце концов, есть архитектура, в чем изначальный смысл пространства и формы?

• «Простота несложного сберегает внутри себя в ее истине загадку всего великого и непреходящего... Отказ не отнимает. Отказ одаривает. Одаривает неисчерпаемой силой простоты» – Мартин Хайдеггер30.

Ссылки:
(1) Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. М.: Гнозис, 1993.
(2) Михайлов А. Вместо введения // Хайдеггер М. Цит. соч.
(3) Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Философские работы. М., 1994.
(4) Лотман Ю. Анализ поэтического текста // О поэтах и поэзии. СПб., 1996.
(5) In Frank R. Werner, Wolkenskukuheim, March 2005.
(6) Quoted from Mastera arkhitektury ob arkhitekture, Moscow, 1972, p. 120. Цит. по: Мастера архитектуры об архитектуре. М., 1972. С. 120
(7) Цит. по: Мастера архитектуры об архитектуре. М., 1972. С. 120.
(8) In John Maeda, Laws of Simplicity, MIT Press, Cambridge, 2006.
(9) Мандельштам О. Собр. соч. В 4-х томах. Т. 1. М., 1993.
(10) Цит. по: Мастера архитектуры об архитектуре. М., 1972. С. 225.
(11) Там же. С. 379.
(12) R.Venturi, Complexity and Contradiction in Architecture, MoMA, New York, 1966.
(13) A.Rossi, The Architecture of the City, MIT Press, Cambridge, 1999.
(14) T.Ando, Shintai and Space, in Tadao Ando Complete Works, Phaidon Press, London 1995.
(15) MoMA Highlights, New York: The Museum of Modern Art, 2004.
(16) D. Judd, Architektur, Munster, 1989.
(17) Цит. по: Мастера советской архитектуры об архитектуре. Т.1. М., 1975.
(18)  Там же.
(19) Постановление ЦК КПСС «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве». М., 1955. 
(20) B.Rudofsky, Architecture Without Architects: Doubleday, New York, 1963.
(21) C.Allenspach, L’Architecture en Suisse, Pro Helvetica, Genève, 1999.
(22) K.Frampton, In (de) Nature of Materials: A Note on the State of Things, in Daidalos No. 65, Berlin, 1995.
(23) Пастернак Б. Полн. собр. соч. В 11 т. Т. 2. М., 2004. С. 58.
(24) Валери П. Об искусстве. М., 1993.
(25) Цит. по: Гин С., Фаер А. Введение в теорию решения изобретательских задач // www.trizprofi. com.
(26) Frank R. Werner, Some Remarks on ‘Simplicity’ in Architectural Theory, in Wolkenskukuheim, March 2005.
(27)  де Ларошфуко Ф. Мемуары. Максимы. (Серия «Литературные памятники».) М., 1993.
(28)  Витгенштейн Л. Культура и ценность // Философские работы. М., 1994.
(29)  Цит. по: Неожиданный Честертон: Рассказы. Эссе. Сказки. М., 2002. 
(30)  Хайдеггер М. Проселок // Работы и размышления разных лет. М., 1993.

 

 

читать на тему: