Мозаика для физиков
В Москве есть шедевры декоративно-прикладного искусства, которые мало кто видит, потому что они расположены в научных институтах и образовательных учреждениях. Среди них — мозаики, украшающие главное здание МИФИ, — кстати, 18 августа 2024 года исполнилось 70 лет со дня принятия советским правительством решения о строительстве комплекса зданий университета на Каширском шоссе. В этом материале — рассказ Ксении Ерохиной о художниках, выполнивших знаменитые панно: Михаиле Шварцмане и Григории Даумане.
Инициатором украшения здания МИФИ был выдающийся архитектор, дважды лауреат Государственных премий Александр Васильевич Коротков, художественный и организаторский талант которого виден в архитектуре многих городов атомной промышленности, в частности Навои (Узбекистан) и Шевченко (сейчас Актау, Казахстан). Он справедливо полагал, что архитектура зданий атомной отрасли, их внутреннее убранство и внешняя планировка должны формировать определенные эстетические начала будущих инженеров-физиков. Для решения этой задачи в новом комплексе МИФИ был приглашен художник Михаил Шварцман, работавший тогда в Комбинате декоративно-оформительского искусства. Принято считать, что именно он является автором трех знаменитых мозаичных панно МИФИ.
Однако это не совсем так. Над тремя нашими мозаиками работали художники Михаил Шварцман, Григорий Дауман и известный мозаичист Иван Секретарев, что отражено в подписи на панно в библиотеке.
И главная роль в создании сюжетов панно, возможно, принадлежит не Михаилу Шварцману, а Григорию Дауману — такой вывод можно сделать, познакомившись с другими его работами. В частности, с мозаикой в вестибюле здания Главного вычислительного центра Госплана СССР на Новокировском проспекте (ныне проспект Сахарова), выполненной совместно с Э. Козубовским и А. Федотовым в 1970 году. Деталь, говорящая об авторстве обоих сюжетов именно Даумана, — и в Госплане, и в МИФИ даты создания работы написаны в двоичной системе.
Но дело даже не только в подписях: мозаики в МИФИ и Госплане похожи по стилю, приемам, материалам.
«Отличительная черта мозаик Даумана — разномасштабность модулей и фигур. Чаще всего мозаичисты того времени создавали мозаику из фрагментов одинаковой геометрической формы, например, квадратиков смальты 2х2 см. У Даумана же наборный материал варьируется по размерам, он сложносоставной и немного напоминает флорентийскую мозаику — это придает динамизм изображению, — считает исследователь советских мозаик, искусствовед Алексей Угольников. — Кроме того, его работы сочетают в себе мозаичные и архитектурные формы, они не классически плоские, а объемно рельефные. Есть и контррельеф, когда изображение не выступает вперед, а наоборот как бы вдавлено — художник отсылает нас к древности, к архаике, самый известный пример которой — Древний Египет».
Панно в МИФИ по форме архаичны, с математической «клинописью», намеком на иероглифы. От них веет мощью, незыблемостью, укорененностью (такое впечатление создается за счет использования разных материалов). А сюжет при этом — ультрасовременный: обуздание какой-то древней, скрытой энергии, строительство на ее основе нового мира, новой науки на службе человеку.
Контраст формы и сюжета усиливает художественный образ, делая его более ярким, экспрессивным, пронзительным. Не случайно «атомный конь» стал позже символом и логотипом МИФИ — «укрощение атома» отсылает нас к укрощению сил природы человеком, к укрощению коней в скульптурах Петра Клодта на знаменитом Аничковом мосту в Санкт-Петербурге. Отдельно стоит отметить и легкий образ берез в этой монументальной работе: художник привязал «мирный атом» именно к типичному образу России.
Такие решения — когда мозаики в отличие от сталинского ампира не помещались в «рамку», а становились органичной частью здания и среды, являя собой синтез архитектуры и монументального искусства, — были очень необычными, можно сказать, революционными для начала 1960-х годов. Недаром эти панно получили 1-ю премию на Всесоюзной выставке Монументального искусства.
Шестидесятые годы вообще изменили архитектурный пейзаж страны и стали временем расцвета советского модернизма — стиля, неотъемлемым элементом которого стала мозаика. Сталинский ампир, включавший в себя множество объемных украшений, лепнины, сложные фасадные решения, ушел в прошлое. В 1955 году вышел указ Правительства СССР об удешевлении строительства и устранении излишеств в архитектуре, появились "хрущевки"— простые параллелепипеды из бетона, их надо было чем-то разнообразить, и монументальные украшения в виде мозаик, создававшие настроение и одновременно использовавшиеся как элементы пропаганды, здесь пришлись очень к месту.
Такого массового использования мозаик не было нигде в мире. Новая архитектура, главными чертами которой стали простота, легкость, прозрачность, рациональность и экономичность, была востребована и в гражданских, и в производственных, и в жилых объектах. И даже в автобусных остановках в больших и малых городах и деревнях. Сейчас почти забыты имена художников и архитекторов, выполнявших такие мозаики: Дмитрия Мерперта, Владимира Васильцева, Элеоноры Жареновой, Евгения Аблина, Николая Андронова, Андрея Васнецова, Григория Опрышко, Бориса Тальберга, Виктора Эльконина. Встали в этот ряд и Михаил Шварцман, и Григорий Дауман, впитавшие в себя не только дух мозаичных работ своих великих предшественников — Александра Дейнеки, Павла Корина, Владимира Фролова, — но и традиции венского модерна, в частности Густава Климта, что было очень необычно для художественных решений того времени.
Но вернемся к нашим двум героям, связавшим свою судьбу с МИФИ, — Шварцману и Дауману, — и вопросу авторства сюжетов мозаик университета. Сначала о Шварцмане. Стараниями постсоветских искусствоведов фигура Михаила Матвеевича Шварцмана (1926 — 1997) — между прочим, фронтовика-сапера, получившего ранение, служившего после войны еще и в Капустином Яре, — была окруженная ореолом некой загадочности: занимался, мол, какими-то непонятными иературами, беспредметной живописью и графикой, изобретал свою вселенную... Да, это все было, но при этом он двадцать лет прослужил главным художником Специального художественно-конструкторского бюро легкой промышленности, где разрабатывал товарные знаки.
Михаил Шварцман принципиально не участвовал в выставках, презирал андеграундную богему, не продавал своих работ, он даже не давал им названия, полагая все это излишней суетой, отнимающей драгоценное время у творчества. Первая групповая выставка, в которой он принял участие, состоялась в 1983 году, а на персональную выставку в Третьяковке он отважился лишь в 1994 году, где было выставлено 68 живописных и 40 графических работ. Ничуть не похожих на панно в МИФИ.
Григорий Абрамович Дауман, чье 100-летие в 2024 году прошло совершенно не замеченным на всех уровнях, тоже был фронтовиком (награжден орденом Отечественной войны II степени). По образованию — архитектор, работал в области монументальной скульптуры, занимался ювелирным делом, в выставках также не принимал участие. С конца 1960-х работал над частными заказами. Писал и переводил стихи на несколько европейских языков. Создал свою собственную технику графики — чередование слоев рисунка и… лака для графики, дававшую необыкновенный эффект чистоты, тонкости и легкости, исключавшую графитную «грязь» от карандашного штриха.
От него не осталось в публичном пространстве интернета ни одной фотографии, кроме детской — с отцом. Отчасти эта публикация — дань памяти замечательному художнику, попытка восстановить историческую справедливость.