Памяти памяти

Как один проект реставрации может помочь всей стране осознать утрату индустриальной и авангардной культуры — и начать наконец эту культуру ценить.

В сентябре 2021 года в Самаре состоялось техническое открытие первого филиала Третьяковской галереи в России. Для архитектурного сообщества это событие примечательно тем, что новый музей разместился в отреставрированном здании фабрики-кухни при заводе имени Масленникова — памятнике советского авангарда. В кои веки ценность страницы истории, связанной с попытками механизировать быт и уравнять женщин с мужчинами (недаром здание в виде серпа и молота спроектировала первая в России женщина-архитектор Екатерина Максимова) начала открываться не только узким профессионалам. Здесь, на останках некогда самого крупного в Куйбышеве завода (сокращенно ЗиМ), большая команда авторов и энтузиастов создала новое место силы и одновременно место памяти, музеефицируя авангард и устремления к строительству светлого будущего как таковые. 

От фабрики-кухни к фабрике-заготовочной

Сентябрьское открытие было названо техническим в силу того, что реставрация еще далеко не окончена: ведутся внутренние работы, предстоит установка сложного инженерного и экспозиционного оборудования (по словам директора Третьяковки Зельфиры Трегуловой, в ближайшее время в России не будет другого такого технологически высококлассного музейного пространства), а первая выставка обещана через год и будет посвящена еде в искусстве (масштабный проект Art & Food в Triennale di Milano в 2015 году доказал, что тема действительно богатая). Но уже сейчас проступили элегантные пропорции фактически заново явленного миру здания: фасады, которые теперь хорошо видны с Ново-Садовой улицы, отделяющей фабрику-кухню от бывшей территории завода, блестят новым сплошным остеклением цилиндрических лестничных объемов; внутренние бетонные конструкции колонн, стен и потолка очищены, укреплены по обклеечной технологии углеродным волокном и окрашены в «родной» светло-серый оттенок, восстановленный при помощи зондажа. Переходы-галереи, соединяющие помещения «молота», где готовилась пища, со столовыми в дуге «серпа», восстановлены (и архитекторы утверждают, что на схему движения еды со множеством путей обхода и возможностью доставки в разные точеи идеально легла и схема движения посетителей). На полах — оригинальная метлахская плитка и покрытие терраццо: первую докомпоновали за счет плитки, демонтированной в других зданиях (и в этом есть замечательная преемственность, поскольку при обследовании фабрики-кухни было обнаружено немало кирпичей с клеймами из дореволюционных построек), а второе — благодаря людям «старой школы», которые еще неплохо помнили, как такое террацо заливать.

А вот как выглядело здание в 1930-х, каким его задумывала Максимова, — уже никто не помнил. Будучи прорывным в момент проектирования с точки зрения эффективности организации процессов, к своему открытию в 1932 году, в конце первой пятилетки, фабрика-кухня была признана государством морально устаревшей: был взят курс на фабрики-заготовочные, производящие полуфабрикаты. Вместо столовых в «серпе» появились рестораны и кулинария. 

Но главные метаморфозы оказались внешними.  В 1940-х здание переодели в кирпичную рустованную шкуру сталинского ампира, а свободно перетекающие пространства интерьеров раздробили и упрятали под мрамор и лепнину. В 1990-е фабрику заковали в сайдинг — типичный дресс-код торгового центра, а потом и вовсе перестали отапливать и использовать. На ЗиМе, обанкротившемся в 2002-м и постепенно превращающемся в руины, казалось, наступила беспросветная зима. Постоянно находясь под дамокловым мечом обрушения или сноса — даже став сначала памятником регионального, а потом и федерального значения, — здание фабрики-кухни переходило от собственника к собственнику, оказавшись в итоге в ведении ГЦСИ. Но и тут вмешалась политика: ГЦСИ стало частью РОСИЗО, реставрация отложилась. И только когда в 2018-м памятник авангарда отдали Третьяковской галерее под филиал, «лед тронулся»: в январе 2020-го начались строительные работы. Именно поэтому, после многолетней угрозы сноса и отчаянной борьбы против этого архитекторов, градозащитников, неравнодушных представителей городской и федеральной власти и культурных институций, Третьяковка мудро решила провести свое первое мероприятие в будущем филиале, как только это стало возможным. Как только фабрика-кухня приоткрыла свое истинное лицо и в части пространств прорисовался оригинальный замысел. К счастью, времени на это понадобилось не так уж много: за проект реставрации взялись старейшие в России Центральные научно-реставрационные проектные мастерские (хотя и у них до этого не было опыта научной реставрации конструктивизма). А Виталий Стадников — руководитель коллектива авторов проекта приспособления —  к этому моменту занимался изучением самарской фабрики-кухни почти 20 лет, стоял у истоков огромной работы по защите и популяризации здания и уже сделал для него концепцию под ГЦСИ. Так что потребовавшиеся изменения не были слишком глобальными. Спустя 9 месяцев, как и полагается, на Ново-Садовой произвели самый масштабный в жизни фабрики-кухни-заготовочной полуфабрикат и пригласили всех желающих на первую «трапезу».

Утопия на завтрак, обед и ужин

По словам Зельфиры Трегуловой, уникальная история и характер здания однозначно определили его художественную программу. Первое тому доказательство — премьерный для самарской Третьяковки театрально-хореографический перформанс «Утопия на ужин». Его срежиссировала Анна Абалихина — мастер современного танца и лауреат премии «Золотая маска», известная архитектурной общественности по спектаклю «Страсти по Мартену» на Выксунском металлургическом заводе. В нем она воспела некогда верно служившую на благо человеку мартеновскую печь и дала возможность городу и рабочим завода попрощаться с навсегда закрывшимся цехом. «Утопия на ужин» тоже воспевает устаревшую технологию, однако это не столько ритуальное прощание, сколько перерождение. Крах утопии фабрики-кухни и — шире — советского социалистического конвейера — происходит довольно буквально: в первом акте утопию, согласно названию, подают на блюде (с цитатами, из которых постепенно складывается история взлета и падения фабрики-кухни), а во втором акте эти блюда демонстративно разбивают. Но третий акт меняет все: неземные оперные голоса исполняют оду архитектору Максимовой и ее вневременному творению, которое продолжает жить и после того, как одна утопия пожирает другую. Молот снова символично замыкает полукруг серпа.

Впрочем, это только во время технического открытия утопию подавали на лишь на ужин. Когда филиал Третьяковской галереи заработает полностью — а это не только 2000 м² выставочных площадей, но и доступная всем городская гостиная с медиатекой, лекторий, детский образовательный центр, кафе, административные помещения, мастерские художников, — авангард здесь будет в меню 24/7: главными ингредиентами выступят знаменитая самарская коллекция русского искусства XX века и архитектура конструктивизма, которой посвятят не только выставки, но и научные конференции и лекционные программы, направленные на популяризацию советсткого наследия (нечто подобное делает Музей GARAGE на тему модернизма после переезда в реконструированный советский ресторан по проекту Рема Колхаса). А уж реставрация конструктивизма и подавно недоизучена и недоисследована и нуждается в обмене опытом и коллективном осмыслении.

Хотя, конечно, здесь самарской фабрике-кухне в некотором роде повезло — больше, чем, например, конструктивистскому вокзалу в Иванове, который недавно отреставрировали: там реконструкция 1940-1950-х слишком тотально затронула конструктив здания, так что конструктивистским остался лишь фасад. Здесь же, хотя в 2000-х некие эксперты объявили конструкции на 98 % изношенными, практически все удалось сохранить или восстановить по уцелевшим фрагментам, а главное — вернуть пространствам изначальные пропорции и объемы, пусть и нестандартным и дорогостоящим способом вышеупомянутой обклейки бетона углеводородным волокном (впрочем, Стадников утверждает, что львиную долю сметы составляет все же не реставрация, а установка климатического оборудования). Получилось сохранить даже саму авангардную сущность фабрики-кухни: самая высокая производительность обедов в день (9000) в 1930-е, самый модный ресторан «Север» в 1940-50-е, самые вкусные пирожные в перестроечной кулинарии, самые культовые группы в баре «Сквозняк» на рубеже веков; а теперь здесь изготавливают полуфабрикаты не еды, но смыслов, которые нужно через себя пропустить и усвоить. Однако авторы проекта пошли еще дальше и продолжили тему в без преувеличения авангардных — причем именно по сегодняшним меркам — прилегающих общественных пространствах.

Амазонки, лучезары и -измы

Несмотря на то, что проект федеральный, Третьяковская галерея четко обозначила свою заинтересованность в привлечении именно самарских кадров. С 2018 года в городе была сформирована «штаб-квартира» Третьяковки, которая принимала активное участие в локальной культурной жизни и провела несколько выставок в Художественном музее и Музее модерна. Администрация охотно общалась с местными активистами и архитекторами. К проекту интерьеров привлекли самарских дизайнеров Александра и Ольгу Филимоновых, специалистов в экспозиционной архитектуре: они разработали для выставочных залов фабрики-кухни остроумные модули-кубы, которые можно использовать и в качестве мобильных стен, и как опорный каркас для инсталляции, и как выставочные боксы. Навигацию придумал художник Андрей Сяйлев — он известен впечатляющим керамическим панно с 800 фасадами Самары на одном из здешних домов. Наконец, проект благоустройства 2,5 гектар вокруг фабрики-кухни доверили авторам проекта приспособления, «Robot Architects» (АБ Дом), во главе с Виталием Стадниковым и Константином Африкантовым.  

Территория делится на четыре самостоятельных участка-высказывания. Первый — незаконченный — принадлежит музею и расположен преимущественно между ручкой «молота» и чудом сохраненной газово-распределительной подстанцией, которую тоже отреставрировали и скоро превратят в кафе-супницу. Здесь будет амфитеатр, лекционно-выставочный павильон и детская игровая зона. Открытые террасы для мероприятий появятся и во внутреннем дворе, образованном дугой серпа (сейчас здесь просто песок, и так и напрашивается идея сделать первый в мире музейный пляж).

Вдоль «серпа» со стороны Ново-Садовой улицы и главного входа устроен Сквер Амазонок Авангарда: раньше здание от проезжей части отделял сперва забор, а за ним бюст Ленину. Теперь забора нет, а вместо памятнику вождю-мужчине — композиция в память об отважной женщине: инсталляции из двутавров (они же места для сидения) и несколько кустов и березок (куда же сегодня без них!). Позже обещают добавить артефактов, связанных с «эмансипацией, уничтожением бытового рабства и революционным сломом понимания роли семьи и женщины в начале XX века».   Главное — чтобы ничто не мешало восприятию здания фабрики-кухни с оживленной магистрали. А «площадь ожидания» напротив входа архитекторы прозвали «Лучезаром»: мощение плитки в этом месте как бы отражает структуру здания. 

Сквер борцов с обелиском Борцам революции примыкает к Скверу Амазонок Авангарда справа, если смотреть на главный фасад. Он был создан в советское время и фактически оставлен неизменным: его заново замостили и избавили от части клумб. Авторам было важно, чтобы нарочитая регулярная «советскость» Сквера Борцов оттеняла идеологически самую важную для них часть ландшафта — так называемый Сад Баланса.

Он расположился в глубине территории, по направлению к станции метро и улице Луначарского, на месте бывшей свалки. И в определенной степени представляет собой отголосок еще одной свалки — той, которую собой представляет сейчас Завод имени Масленникова напротив. Под тремя расставленными по участку буквами «З», «И» и «М» — точными копиями парадных букв с заводской администрации — разбросаны в хаотичном порядке обломки цехов с конструкциями Шухова-Бари, которые так и не были оценены в должной мере. Поверх этого постиндустриального ландшафта естественным образом формируются биотопы, которые обычно складываются сами по себе, без поддержания, за счет заброшенности. Растения высаживаются сначала паразитические, почти сорные (канадский клен, репей), потом береза, вяз, преобразующиеся в более качественные (дуб, ясень). Между ними можно передвигаться по мосткам, все время глядя на происходящее как бы со стороны. 

В пику авангарду столетней давности, порожденному волей и насилием и без поддержки создателей обреченному на «неприглядное разложение в обыденной рутине» (яркий пример тому — сам завод и фабрика-кухня до недавнего времени), в Саду баланса формируется ландшафт повседневности, которая «безвольна и создается устойчивыми практиками». Постиндустриальная городская ткань (метафора постиндустриального общества) превращается в пространство саморазвития. Так, по словам Виталия Стадникова, получилась «анти-Крымская набережная», где налицо «диктат субъективного над очевидными потребностями обывателя»: здесь не надо сидеть под перголами или качаться на качелях (при том, что есть, где и присесть, и полежать, просто с другой частотой); главное — найти баланс в себе, и тем самым разнообразить свою повседневность. 

И вы знаете, это работает. Не сразу, но постепенно горожане принимают и восстановленную до неузнаваемости фабрику-кухню, и лавки из двутавров, и мостки над руинами, и «негламурные» растения. «Мы не должны бояться опасных, но органичных растений с шипами, аллергенами и прочими естественными проявлениями, — говорят авторы. — Ландшафт повседневности ломает устоявшееся понимание благородных и бросовых материалов. Мусорные, отходные и ценные материалы получают новые роли». 

Если вдуматься, на этом принципе были построены все прогрессивные явления XX века с окончанием «-изм» (и Сад баланса по мере удаления от него показывает буквы именно в таком порядке). На этом принципе базируются и многие современные практики. И только тогда мы сможем идти дальше (и достигать баланса), когда научимся ценить и развивать идеи нашего наследия. А может, даже и создавать нечто, что будет после нас гармонично развиваться само. 

Есть надежда, что проект музея в фабрике-кухне, будучи завершенным, многим в этом поможет, как того и хотела первая русская женщина-архитектор и «амазонка авангарда» Максимова. Независимо от гендерной принадлежности.