Зодчество-98. Соцсоревнование как конкурс красоты
Накануне открытия фестиваля «Зодчество-2019» перечитываем статью Григория Ревзина о «Зодчестве» 20-летней давности и радуемся, что все это позади. Кстати, в этом году журнал «Проект Россия» принимает участие в кураторской программе фестиваля с тремя проектами. До встречи в «Гостином дворе» 17—19 октября!
Историк, искусствовед и архитектурный критик, журналист
образование: Истфак МГУ им. ЛомоносоваКандидат искусствоведения (1992) деятельность: 10 лет преподавал на кафедре истории русского искусства.
Автор более 50 научных статей по теории и истории архитектуры.
С 1996 по 2000 год — заместитель главного редактора журнала «Проект Россия».
Вел архитектурные странички в «НГ», газете «Сегодня», с 1996 года — архитектурный обозреватель «Коммерсанта».
В 2001–2009 — главный редактор журнала «Проект Классика».
В 2010-2014 годах был комиссаром Российского павильона на Венецианской архитектурной биеннале.
В настоящее время — профессор Высшей школы урбанистики при ВШЭ и партнер КБ «Стрелка».
«Зодчеству» нет аналогий. Архитектор берет, чего сделал за год, и несет это соревноваться с продукцией коллег за отчетный период. Так устроены не архитектурные, а кинофестивали. Но фильмы, посылаемые на фестиваль, снимаются не без перспективы получения премии. Проходную вещь на фестиваль не шлют. Кроме того, это конкурс на одну большую премию.
Зодчество устроено иначе. Угнетает как количество вещей, сделанных вне перспективы конкурса, и потому совершенно неконкурсного уровня, так и количество премий и призов. Устроители стремятся, чтобы каждого участника «Зодчества» нашла своя награда или хотя бы почетная грамота. Так что большинство вещей что-нибудь да получают (чего стоит, скажем, наличие в этом году в списке лауреатов «Бревенчатого мансардного дома на одну семью в Московской обл.» архитектора С. В. Листопада).
Первый смотр такого рода состоялся в 1944 году — правда, тогда состязались между собой дома в сельской местности. В 1946 соревновалось уже все в одной куче. Одновременно в послевоенное время стали постепенно исчезать открытые конкурсы на конкретные архитектурные объекты. Замещение видится как результат проникновения в архитектурную практику принципов социалистического соревнования.
Принципы эти просты и заключаются в том, что, а) соревнуются все со всем, что у них есть, поскольку соцсоревнование — не столько конкурс, сколько коллективный организатор и агитатор, б) побеждают тоже все, потому что главное — не победа, а участие, в) награды больше знаковы, чем материальны, поскольку соцсоревнование по своему смыслу — это альтернатива товарно-денежным отношениям, а не поклонение золотому тельцу.
По логике соцсоревнования архитекторы должны бороться между собой трудовым квадратным метром спроектированной площади. У кого больше — тот победил. С поправками на рацпредложения, экономию средств и идейно-образный потенциал означенного метра. По-моему, работ, представленных на «Зодчество» в расчете на такую оценку, до половины. Или просто представляющих свои квадратные метры (скажем, премированный жилой дом на ул. Гурзуфской в Екатеринбурге А. Г. Гаспаряна), или работы с «идейным потенциалом» квадратного метра — их можно обозначить как позднесоветские.
Среди них выделяется своей помпезной образностью ташкентский банк А. А. Чернихова, решение которого, видимо, продиктовано органичной преемственностью между нынешним режимом Узбекистана и брежневскими временами. Крепким зубом стоит он среди невысокого контекста и возвышенным одиночеством живо напоминает Новый Арбат в Москве. Стеклянные колонны-эркеры, вдохновленные Бофиллом, демонстрируют нам, в какую сторону мог бы пойти в России постмодернизм, буде советский режим сохранился.
Не только в Узбекистане возможны советские раритеты. Налоговая инспекция (В. В. Степанов) и здание Газпрома в Москве (В.Хавин) исповедуют тот же тип образности. Они не лишены некоторых находок — Газпром, скажем, вдохновил такого тонкого знатока архитектуры, как академик Иконников, на весьма патетический слог — его статья об этом здании в «Архитектурном вестнике» названа «Символ великой эпохи». Налоговая инспекция интересна известной динамикой силуэта — с Даниловской площади здание смотрится как башня-небоскреб, с набережных — как широкая пластина. Но главное в их образных характеристиках — это все же образ власти, презентуемой чисто советским взрывом масштаба, неприступностью облика и полным подчинением себе контекста. Правда, интерьеры этих зданий решены в духе солидной безвкусной роскоши, если и имеющей сходство с советской образностью, то в «экспортном исполнении» — они напоминают хаммеровский центр.
Новый постсоветский стиль власти выглядит иначе. Примером может служить жилой дом на набережной Робеспьера в Петербурге (Н. И. Апостол). Многие из тех, кто видели дом на планшете, вначале по ошибке принимали его за построенное крыло восьмой высотки Москвы по проекту Михаила Посохина (до увольнения из Моспроекта-2 автором считался Сергей Ткаченко). Само по себе появление этого здания столь же значимо, сколь и отсутствие на «Зодчестве» оригинала, которым он вдохновлен.
«Моспроекту-2» удалось стать коллективным автором этого нового властного стиля. Это репрезентативный историзм, тяготеющий к постмодернистски упрощенному сталинизму. Теперь он из Москвы «пошел в Русь», захватив даже Санкт-Петербург, несмотря на всю остроту культурного противостояния двух столиц. Но характерно, что сами постройки «московского стиля» не появились на «Зодчестве 98» — так же, как и все прошлые годы. Исключения редки. Новая опера в саду Эрмитаж (В. А. Котельников) — здание типично «новомосковское», однако по сравнению с классическими образцами московского стиля — слишком сдержанное.
Казалось бы: кому как не Михаилу Посохину возглавить это социалистическое соревнование и вечно побеждать в нем. Но нет. Появление фонтана «Принцесса Турандот», где Михаил Посохин числится автором, — исключение, вызванное номинальностью этого авторства. Его реальный творец, Михаил Белов, не мог проигнорировать «Зодчество», просто чтобы подтвердить свое авторство. Он не был упомянут в составе авторского коллектива «Турандот» на самой громкой выставке года — персональном юбилейном вернисаже Михаила Посохина.
Современная российская архитектура многоукладна, как экономика эпохи НЭПа: в ней есть социалистическая инфраструктура разнообразных «горпроектов» (Юрий Аввакумов когда-то удачно спародировал эту структуру в названии «Мирхижвоендворецпроект»), есть мастера, частнопрактикующие на ниве буржуазного интерьера и особняка, а есть те, кого Андрей Боков в этом году в дискуссии о современной российской архитектуре на заседании СМА удачно назвал «бисексуалами» — люди, так или иначе встроенные в систему государственного проектирования, но ведущие себя в ней по принципам и в соответствии с ценностями западных профессионалов.
На «Зодчестве» представлена система Мирхижвоендворецпроектов в ее низовых звеньях, но головная организация в виде Моспроекта-2 самоотсечена. Командные же высоты захватили как раз эти «бисексуалы», сомкнувшиеся с редкими фигурами нормальной ориентации, последовательно отстаивающими схему частной практики. Приятной неожиданностью является то, что эту, несомненно наиболее перспективную группу сегодняшних архитекторов, поддерживает руководство Союза во главе с Юрием Гнедовским — от Союза можно было ожидать куда большей консервативности. В этом году, скажем, жюри возглавлял Александр Скокан, архитектор абсолютно безупречной репутации. Понятно, что «московскому стилю» в его лучших образцах ничего особенного не светило.
Можно сказать, что в систему соцсоревнования оказалась встроена иная. Она подобна конкурсу красоты, каким собственно и должна быть любая художественная премия. Это определяет уникальную специфику «Зодчества» — соцсоревнования как конкурса красоты. Понятно, что получение одного из 20 поощрительных дипломов и денежной премии в размере $50 — вещь малозаметная. С другой стороны, Grand Prix «Зодчества» на сегодняшний день остается высшей национальной наградой в области архитектуры, и выбор лауреата — важнейшая характеристика умонастроений архитектурной элиты.
Наиболее заметным в 98 году кажется награждение не в номинации «Постройки» (где решено не давать Grand Prix), но «Проекты». Первое место проекту реконструкции дома Наркомфина М. Я. Гинзбурга (В. М. Гинзбург) — ясное указание на то, что центральное место в системе ценностей архитекторов «командной группы» занимает неоконструктивистская идеология.
То же верно и для построек. Присуждение первого места «Самсунгу» Андрея Бокова весьма показательно. Если бы не странности решения верхней части здания, где авторов неожиданно обуял локальный демон деконструкции, думаю, Гран-при был бы за Боковым. Он органично увенчивает целую серию награжденных неоконструктивистских вещей, среди которых выделяются Сбербанк М. Д. Хазанова в Москве, Внешторгбанк и Макдоналдс в Нижнем Новгороде А.Харитонова и Е.Пестова (незаслуженно низкая оценка объясняется, видимо, постоянным присутствием этих мастеров в верхней части наградного списка «Зодчества» в прошедшие годы), Макдоналдс на «Юго-Западной в Москве» (В. А. Краснощеков, Ю. Н. Грошев, премия нашего журнала) и ресторан «Малая бухта» в Анапе (Ю. В. Рыбин, Ю. А. Листов).
Неоконструктивизм на «Зодчестве» (равно как и на «Золотом сечении») предстает как оформившаяся, достаточно представительная и многообещающая тенденция этого года.
Столкнувшись с задачами исторических реконструкций, исторической средой и заказом на историзм, архитектурная элита вначале 90-х дала известную слабину. Обстоятельства среды и стиля показались достаточным профессиональным основанием для работы в исторических стилях. Но к концу десятилетия архитекторы явно оправились от удара. Сегодня столкновение с историей более не кажется достаточным основанием для ретроспективизма. Три реконструкции, получившие премии, — «Атриум» на Невском проспекте, 25 в Петербурге (С. И. Соколов, Н. И. Явейн), Французские галереи в Москве (Л. А. Казакова) и реконструкция музея Пушкина (А.Боков) — выполнены практически по одной схеме — это обустройство исторического объема абстрактными стеклянными поверхностями, которые мыслятся несуществующими, прозрачными, создавая вместе с тем впечатление сдержанной модернистской интервенции в историческую среду. Если вспомнить, какие баталии развертывались в прошлом году вокруг проблемы стеклянной ширмы, перекрывающей недостающий этаж в Гостином дворе (Юрий Лужков тогда чуть не дошел до объявления референдума), а за два года до того — вокруг боковского проекта музея Пушкина, то становится очевидным прогресс. Сегодня этот тип реконструкции утвердился в качестве основного, что следует рассматривать как главное свидетельство «преодоления комплекса истории». Вкупе с очевидным преобладанием в наградном списке модернистской архитектуры это преодоление и есть главный итог года, проявленный «Зодчеством».
Противоположная ретроспективистская тенденция обращения к историческим стилям, напротив, выглядит раздробленно, если не одиноко. Мы дали премию журнала Воскресенской церкви во Пскове (Ю. М. Ширяев) — среди тяжеловесного тоновского стиля православных храмов, которыми отличалось «Зодчество» последних пяти лет, эта вещь выглядит неожиданным возвращением к мирискусническим традициям тонкой стилизации в духе Щусева и Бондаренко. Однако ее маргинальное положение в общем контексте построек на «Зодчестве» очевидно. В остальном же ретроспективизм практически полностью покрывается одной фигурой — Михаилом Филипповым.
Он победил всем, что выставил (в трех номинациях), причем второй год подряд. Каталог его творчества мы опубликовали в предшествующем номере, что не дает возможности подробно говорить о нем здесь. Отметим один аспект проблемы.
Именно этот тип историзма оказывается приемлем для архитектурной элиты, чей вкус, как показывает предшествующий анализ, куда как далек от историзма. Почему? Филиппов не контекстуален (по крайней мере, в выставленных на «Зодчестве» вещах), это не реконструкции «в стилях», в нем нет ничего, что «легитимизирует» историзм в глазах элиты. Это классика во всей полноте презрения классического к «варварскому» (в том числе, естественно, и к модернизму). Именно это «великолепное презрение» убеждает «варваров», что «классик» прав.
Все дело в полноте арт-жеста. Это классика, не мотивированная ничем, кроме того, что получается красиво. И ее победа превосходно проявляет природу «Зодчества» — взгляда на архитектуру как на конкурс красоты.
