Бизнес-центр Dominion Tower в Москве

Публикуем текст из ПР78, посвященный все еще единственной постройке в Москве бюро Zaha Hadid Architects.

В своей статье по случаю присуждения Захе Хадид Притцкеровской премии в 2004 году известный критик Григорий Ревзин расточает в адрес архитектора невообразимые комплименты и хвалит выбор Санкт-Петербурга в качестве места проведения церемонии награждения, который, по его мнению, обозначает «признание заслуг архитектуры нашей страны, так сказать, авансом»⁽¹⁾. Оправдать аванс можно было бы, заказав новоиспеченному лауреату какой-нибудь проект, предлагает Ревзин, и тут же сам себя одергивает: «...Но вряд ли мы пойдем на такую рискованную вежливость. Все же для России Заха Хадид излишне радикальна». Как оказалось, автор недооценил не то что склонность наших девелоперов к экспериментам в области формообразования, но и банальную рыночную логику. 

Московская компания «Пересвет Групп», известный застройщик, не принадлежащий, однако, к крупным девелоперам вроде ГК ПИК или ГК «Мортон», заказала бюро Zaha Hadid Architects проект бизнес-центра практически сразу после присуждения Хадид «архитектурного Нобеля». И не мудрено: бум строительства и радужные перспективы в сегменте коммерческой недвижимости будили в девелоперах какую-то удаль и толкали на смелые решения. Тем более земля под застройку досталась «Пересвет Групп» не так дорого. Участок, во-первых, небольшой, во-вторых, расположен на окраине Москвы, а в-третьих, имел обременение: собственник должен был благоустроить прилегающую территорию, находящуюся в крайне запущенном состоянии. Почему бы, сэкономив на покупке земли, не потратиться на звездный проект, чтобы в дальнейшем выгадать от статусности постройки?

Вопреки ожиданиям, проект оказался довольно простым и нейтральным по сравнению с другими работами бюро начала 2000-х. Вероятно, дело в типологии объекта— все-таки офисные пространства, в которых люди проводят по полдня, не могут быть искривлены и перевернуты с ног на голову, что не возбраняется, скажем, в музее современного искусства, где посетитель может пробыть в среднем два часа и получить ударную порцию переживаний от необычного интерьера без ущерба для психики. Поэтому сами рабочие помещения представляют собой обычные коробки с панорамным ленточным остеклением. В здании есть многосветный атриум, давно переставший быть новшеством для бизнес-центров. Единственным по-настоящему эффектным элементом интерьера, выдающим принадлежность объекта к высокой архитектуре, стала лестница атриума с ее маршами, пересекающимися в воздухе под разными углами. Однако и это решение нельзя назвать новаторским. Атриум, который в разных направлениях перерезают диагонали лестниц, до Dominion Tower появляется по крайней мере в здании берлинской Академии искусств (1993–2005 гг.), спроектированном немецким архитектором Гюнтером Бенишем. Только у Бениша лестницы одномаршевые и совсем минималистские— между металлическими косоурами и перилами протянуты тонкие прутья-струны, а в проекте бюро ZHA они имеют сплошное высокое ограждение художественно-плавных очертаний, которое перетекает с лестниц на балконы атриума и непрерывной лентой связывает пространство воедино. Еще одно важное отличие— архитекторы ZHA для пущей выразительности, как и во многих других своих проектах, прибегли к цветовому контрасту: ступеньки и перила лестниц черные, а ограждения белые. Бениш же играет не с цветом, а со светом: главный фасад академии полностью остеклен, и благодаря этому его по-пиранезиански хаотично расположенные лестницы то хорошо освещены, то попадают в густую тень— смотря с какой точки на них глядеть.

И все же, будь Dominion Tower построен быстро, всего через какие-нибудь пару-тройку лет после разработки эскизного проекта, т.е. в 2006–2007 годах, он, скорее всего, произвел бы фурор в российской архитектурной среде как первая крупная реализация зарубежной звезды в Москве. Можно предположить, что бизнес-центр воспринимался бы как актуальная архитектура просто потому, что Заха Хадид и ее партнеры к тому моменту еще не успели бы уйти дальше в своем увлечении параметрической архитектурой, пришедшем на смену привязанности к деконструктивизму. Но в процесс вмешался кризис 2008 года, который отложил окончание строительства до 2015-го. В результате, когда Dominion Tower был готов, большинство отечественных архитектурных критиков высказались об объекте с отстраненной снисходительностью. Были, конечно, отдельные взвешенные и даже благожелательные отклики, в том числе от медиа, освещающих светскую жизнь и модные московские тусовки⁽²⁾, но они скорее оттеняют общий скептический тон. 

Пожалуй, самым справедливым критическим замечанием, с которым трудно не согласиться, стало высказывание архитектора Бориса Бернаскони о качестве реализации: «Есть такой формат одежды— black tie. Если ты не соблюдаешь определенный набор элементов, то просто ничего не получается. Так же и здесь. Здание претендует на определенный уровень эстетики и культуры, но достичь этого в России пока невозможно. Так что кое-что здесь сделано неплохо, а вот, например, глянцевой керамики на ступеньках атриума не должно быть по определению. То же самое замечаешь, когда смотришь на костюм и детали: неизбежно обращаешь внимание на галстук, на то, как рубашка сделана, на запонки. Запонки вот не очень получились»⁽³⁾. 

Не в бровь, а в глаз. Если приглядеться и к фасаду, и к деталям интерьера, то без труда обнаруживаешь множество досадных огрехов. Бернаскони винит в неаккуратности исполнения обобщенный стройкомплекс, который распадается на отдельных подрядчиков и субподрядчиков. В России это действительно мощная сила, которая может скомпрометировать любой проект. Что уж говорить о технологически сложном здании, каким, безусловно, является Dominion Tower: здесь вам и консоли, длина которых варьируется от 2 до 18 м, и панорамное безымпостное остекление, и лекальные формы фасадов здания. Хотя, казалось бы, для безоговорочного успеха были все условия. Деньги в проект вложены немаленькие— 2,3 млрд рублей⁽⁴⁾, да и архитекторы ZHA и бюро «Элис», которое выступило генеральным проектировщиком, приложили максимум усилий для того, чтобы за реализацию было не стыдно. Работу главного архитектора проекта с российской стороны, молодой сотрудницы АБ «Элис» Елены Цыреновой, которая мужественно воевала со строителями и сводила воедино разрозненные чертежи от десятков подрядчиков, иначе как подвигом не назовешь. Огромный вклад в реализацию проекта внесли российские конструкторы ОАО «Моспроект» и отдельные подрядчики. Ну и наконец, в здании использованы качественные материалы: композитные алюминиевые панели Alucobond для облицовки, низкоэмиссионное стекло компании AGC Glass в панорамном остеклении и современные фасадные системы Reynaers для монтажа стеклопакетов. 

В общем, Dominion Tower — яркий пример того, как логика рынка обгоняет его же возможности. 

⁽¹⁾ Ревзин Г. Первая леди архитектуры. Заху Хадид награждают в России // Проект Классика. No 11. 2004. С. 6.

⁽²⁾ Репортаж Fashion TV с торжественного открытия Dominion Tower начался со слов: «Сегодня мы находимся на презентации самого стильного, модного и футуристического здания в России».

⁽³⁾ Анциперова М. Новая архитектура Москвы. Dominion Tower Захи Хадид: первые фотографии и впечатления // daily.afisha.ru. 24.09.2015.

⁽⁴⁾ vedomosti.ru. 

ИНТЕРВЬЮ АРХИТЕКТОРА: Кристос Пассас, ассоциированный директор бюро Zaha Hadid Architects

Проект Россия: Российская архитектурная пресса сдержанно откликнулась на открытие Dominion Tower. Большинство авторов сетовали на то, что его дизайн устарел в сравнении с более поздними постройками Захи Хадид. Все ожидают от ваше го бюро текучих и футуристичных форм, а тут этого совсем мало. Что вы можете на это ответить? 

Кристос Пассас: Я специально хотел сделать это здание простым. Цель архитектуры не в создании текучих или экстравагантных форм ради них самих, а в том, чтобы как можно точнее выполнить задание на проектирование. Без сомнения, офисные пространства должны быть эстетичными, но я ощущал потребность несколько упростить подход к архитектуре. Я хочу создавать здания, неподвластные времени. Разумеется, у людей есть определенные представления о том, как может выглядеть наше новое здание, но мы не можем быть ограничены в творчестве грузом прошлых проектов. Если мы будем стараться соответствовать ожиданиям, то мы быстро перестанем заниматься ис следованиями и стремиться удовлетворить потребности заказчиков. Люди обычно оценивают наши проекты по степени волнистости форм — чем они более текучие, тем лучше. Но я не считаю, что архитектура должна быть закрученной, чтобы быть классной. Для меня конечный результат сложности — в простоте, а не хаосе. 

ПР: Интересно, что вы заговорили об этом, потому что когда я взглянула на атриум снизу вверх, то увидела не простоту, а наполняющее тревогой искривленное пространство. И я никак не могла уловить, о чем это пространство пытается со мной говорить. 

КП: Чтобы понять, о чем это здание, вам следует взглянуть на вещи шире, более глобально. Посмотрите на большинство офисных зданий: обычно это или неоклассические монументальные глыбы с толстыми внешними стенами, маленькими комнатками и длинными коридорами, или современные здания с навесными стеклянными фасадами, ядром и плитами перекрытия вокруг него. Движение людей в таких зданиях, как правило, довольно предсказуемое и малособытийное: человек заходит внутрь, минует турникет, идет в лифт, полминуты поднимается на свой этаж, идет в свой офис и потом сидит в своей ячейке, пока рабочий день не кончится. Таковы все пять 8-часовых рабочих дней. В середине XX века такие офисы позволяли организовать сотрудников и добиться определенной эффективности. Но в XXI веке это уже не работает. Я не говорю, что мы совершили какой-то не вероятный прорыв, который решил все проблемы, но мы по крайней мере создали пространство, где у рабочей силы — таких же людей, как мы с вами, есть возможность встретиться за пределами лифта, где ты стоишь, как робот, в ожидании прихода на рабочее место. В Dominion Tower есть пространство, от которого можно получить эстетическое наслаждение. Лестница в атриуме — это своего рода маршрут, путь, который прорезает внутреннее пространство здания и ведет наверх. Мне это кажется символичным: всю свою профессиональную жизнь мы все стремимся пробиться наверх. Кто-то делает это ради власти, кто-то ради денег, но в конце концов все мы пытаемся достичь точки наивысшей самореализации. Но я не люблю громких заявлений, мне дороже интересный опыт. Для меня лично атриум — это эстетическое переживание, здесь ты способен как бы парить в пространстве. Абстрактный рисунок на полу первого этажа служит как раз для того, чтобы усилить это трехмерное ощущение пространства в отличие от двухмерного, которое характерно для большинства обычных офисных зданий. Слом устоявшейся парадигмы требует больших усилий, потому что люди не сразу проникаются твоей идеей. Возможно, следую щее наше офисное здание будет более радикальным, но надо же с чего-то начинать. В конце концов, я могу лишь сказать «браво» нашему клиенту «Доминион-М», кото рый захотел и смог реализо вать наши замыслы. 

ПР: Николаю Лютомскому, чье бюро сопровождало проект, здание с большими выносами консолей и ленточным остеклением поначалу казалось не очень уместным для нашего климата с его порой суровыми зимами. Какова была сверхидея проекта, который дей ствительно выглядит не очень практично для наших мест? 

КП: Для нас окна по всему периметру здания были важны по двум причинам. Во-первых, ленточное пано рамное остекление позволяет гибко организовать офисное пространство: при любых вариантах расстановки мебели у всех сотрудников будет доступ к естественному освещению. Кроме того, чисто психологически вид из окон, не прерывающихся простенками, способствует более спокойному, медитативному мышлению. Если говорить о консолях разной глубины, то плиты выдвигаются нару жу не столько для создания интересной объемной ком позиции, сколько для того, чтобы сформировать различные по габаритам офисные пространства для разных потенциальных арендаторов. Мы стремились сломать привычную схему организации офиса, с ядром в центре и 8-метровыми плитами во круг него. Обычное офисное пространство с шагом колонн 8 м позволяет использовать стандартные и повторяющиеся схемы размещения рабочих мест, но не дает создавать условия для разных типов органограмм. Наш проект дает компаниям возможность выбрать пространство, га бариты которого подойдут для их внутренней структуры. Я расстраиваюсь, когда вижу, что наши пространства обставлены традиционным образом, с кубиклами или вообще индивидуальными кабинетами. Значит, люди не воспользовались данной им возможностью работать в лучших условиях, в более открытом и светлом месте. Жаль, что у меня не было возможности разработать проект интерьера для одного из офисов в Dominion Tower. 

ПР: Вы остались довольны уровнем профессионализма подрядчиков и рабочих, которые были задействованы в строительстве? 

КП: Не везде. В некоторых случаях могла сказаться экономия, а где-то сроки поджимали. Заказчик всячески поддерживал наши усилия по качественному выполнению работ, но общий экономический фон был не самым благоприятным. Важно было понять, какие «битвы» в ходе реализации проекта мы можем выиграть, чтобы за результат было не стыдно, пусть он и не всюду идеален. Нельзя одержать победу во всем, но требования архитектора должны всегда оставаться на самом высоком уровне, потому что это идеал, к которому все должны стремиться. Тогда внезапно субподрядчики начинают понимать, что работу можно выполнять не так, как они привыкли. Мы стремимся вдохновлять себя и людей вокруг нас. В некоторых случаях выполнение деталей может вызывать сложности, но такова суть нашей деятельности, особенно когда речь идет о новаторских проектах. Это вовсе не значит, что наша архитектура не может быть исполнена идеально — может. Но когда каждый раз приходится работать в новой стране, с новой командой рабочих и подрядчиков, каждый проект становится своего рода платформой для обмена знаниями. Если бы мы снова работали с участниками проекта Dominion Tower, очевидно, уровень исполнения был бы выше. И я уверен, что их следующий проект без нас будет выполнен на качественно новом уровне. Изменения происходят медленно, но мы надеемся увидеть постепенный прогресс в отрасли благодаря таким проектам.

ИНТЕРВЬЮ ГЕНПРОЕКТИРОВЩИКА: Николай Лютомский, руководитель архитектурно бюро «Элис»

Проект Россия: Как складывалось взаимодействие авторов архитектурного проекта Zaha Hadid Architects и бюро «Элис», которое выступало в роли генпроектировщика? 

Николай Лютомский: За десять лет, что длилась работа, в английском бюро сменилось несколько архитекторов, ответственных за этот проект. У меня тоже кадры менялись, но это происходило не так часто. Первым ведущим архитектором от ZHA был Евгений Бейлкин, который в 10-летнем возрасте с родителями уехал из Ленинграда в Америку и изучал архитектуру сначала в Рочестере под началом Феликса Новикова, а потом в лондонской AA. К Захе Хадид он попал, когда она набирала русскоговорящих архитекторов в свою команду. А заканчивала проект со стороны англичан уже Вероника Ильинская. Должен сказать, что все сотрудники, с которыми нам довелось иметь дело, очень позитивные и внимательные, они чувствуют себя уверенно и свободно в профессии. Со всеми у нас наладился хороший контакт, наверное потому, что язык общий, и у меня с автором проекта Кристосом Пассасом сложились добрые отношения. Мы выполняли всю проектную и рабочую документацию, и английские коллеги прислушивались к нашему мнению в том, что касалось реализации проекта в условиях российских нормативных требований, в том числе противопожарных, и конструктивных решений. Приступая к проекту, я подобрал очень хороших конструкторов, с которыми дружил и до сих пор дружу,— отдел строительных конструкций ОАО «Моспроект» под руководством Григория Вайнштейна, к великому сожалению, недавно скончавшегося. Это он в самом начале, когда мы приехали смотреть проект в лондонское бюро ZHA, сказал, что он реализуем. А главный конструктор, Михаил Алексеев,— просто очень талантливый профессионал. Конструкторы настолько хорошо выполнили проект консолей, что Христос потом признался: такого тонкого бетона они даже в Лондоне не льют. 

ПР: В некоторых статьях, посвященных Dominion Tower, высказывалось мнение, что из-за ограниченного бюджета некоторые идеи ZHA пришлось упрощать. Это так? 

НЛ: Это все досужие домыслы. Самые первые эскизы здания действительно были более элегантными и очень близкими к проунам Малевича. Консоли были чуть ли не в пять раз больше. Но когда эскизный проект стали сажать на участок, оказалось, что площадь отвода в два раза меньше, чем требовали эти смелые замыслы. Поэтому консоли укоротили, и в таком виде проект прошел Николай Лютомский руководитель архитектурно экспертизу. Реализованный проект отличается от первоначального только наличием «сырной стены» на втором и пятом этажах— вынужденного конструктивного решения, которое держит консоль над входом в здание. 

ПР: В своем тексте для журнала Made in Future за 2009 год вы писали о том, что проект пришлось приспосабливать и к нашим климатическим условиям. Как вам кажется, в наших широтах такая сложная архитектура в принципе уместна? 

НЛ: Мне, честно говоря, идея здания, напоминающего поставленный на попа радиатор, сразу показалась несколько странной с точки зрения энергоэффективности. Но, в конце концов, решение принимал заказчик. Инвестор нанял звездного архитектора и поставил перед ним в общем-то довольно простую задачу сделать что-нибудь необычное, ограничив при этом расходы 1,5 тыс. долларов за 1 кв. м. Насколько я знаю, Заха Хадид больше никогда не соглашалась на такую низкую сумму. Вообще, я с самого начала не верил, что все будет реализовано так, как задумано. А получается, что за полторы тысячи долларов (ну, может быть, чуть больше— в целом бюджет составил 32 млн долларов) заказчик получил здание, которое он сдает по самым высоким расценкам в Москве. Да, здание требует постоянного эксплуатационного обслуживания, чистки горизонтальных поверхностей от снега. А ведь они облицованы панелями из композитного алюминия, окрашенными краской с эффектом «хамелеон». Если их поцарапать, придется менять. То есть заниматься обслуживанием должна высокоорганизованная служба эксплуатации. Не знаю, удалось ли заказчику найти такую. 

ПР: В России единицы зданий, построенных звездами мировой архитектуры, т. н. starchitects. Если не ошибаюсь, Dominion Tower стала всего лишь четвертым из таких объектов после Международной школы управления «Сколково» Дэвида Аджайе и двух версий Музея современного искусства «Гараж» авторства Шигеру Бана и Рема Колхааса. Как вы думаете, почему звездная архитектура так трудно приживается в нашей стране? 

НЛ: Если говорить о последнем времени, то уже несколько лет ситуация в экономике кризисная. Патрик Шумахер сказал, что их гонорары стали для России невероятными суммами. Все-таки starchitects— это определенный уровень финансирования, ведь «высокая» архитектура очень сложна технологически. Чем больше я влезал в проект Dominion Tower, тем больше осознавал, что этот проект— вызов, брошенный нам как профессионалам. Оказалось, нам под силу решить такую задачку, но до работы с ZHA я с подобными технологическими вызовами вообще не сталкивался. Я когда-то, помнится, слышал или читал выступление архитектора Андрея Романова, с которым в России начинала работать фирма Фрэнка Гери. Романов говорил, что у нас их идеи ужасно сложно претворить в жизнь. Я уже не помню, в чем была причина. Может быть, просто опыта недоставало, потому что мы, например, сами и наши конструкторы в работу над Dominion Tower вложили очень много профессиональных знаний. Хотя у Гери архитектура сложнее, конечно, - везде трехмерные формы, каждый элемент уникален. А у нас в стране долгое время во главу угла ставилась повторяемость элементов— панельность, блочность. В звездной архитектуре все, наоборот, исходит из того, что каждый элемент здания может быть уникальным. Это все равно, что сравнить обычный автомобиль и дорогой, штучный. Вот вы спрашиваете про архитектуру. А почему вы не спрашиваете, почему у нас в стране не делают хороших машин? Да потому что их не умеют делать. Задач таких не ставят. 

Рассмотреть в деталях здание Захи Хадид и постройки других иностранных архитекторов вы сможете на экскурсии «Приключения иностранцев в России», которая состоится 2 октября.