«Горки Город» в поселке Красная Поляна в Сочи

Впечатления очевидцев от «Горки Города», построенного по проектам Михаила Филиппова и Максима Атаянца (отметки 540 и 960 м над уровнем моря соответственно), можно свести к следующим позициям: визуальный комфорт, пластическое богатство, праздник для глаз. Это говорят люди из самых разных социальных страт…

Странно, обычно современных неоклассиков упрекают в «картонности», эпигонстве, дурновкусии, а тут вдруг целый ряд архитекторов-модернистов, посетивших «Горки Город», наперебой расхваливают чуждый им историзм. А ведь ситуация на самом деле висела на волоске — в том смысле, что мог бы случиться и провал. Частный инвестор Ахмед Билалов, который начал стройку в 2010 году, спустя три года буквально исчез после разгромной критики Владимира Путина за срыв сроков строительства. Достраивал город Сбербанк, а архитекторов отстранили от всех работ примерно за год до сдачи объекта. В тот момент казалось, что от проекта ничего не останется и придется отказываться от авторства. Как вообще что-то могло получиться?

Разбор полетов

По филипповскому проекту построили традиционный средиземноморский город — с площадями разных форм и масштабов, переплетающимися улочками, сложным рисунком черепичных крыш на фоне живописной небесной линии, протяженной речной набережной (поселение занимает участок вдоль северного берега реки Мзымты, длина участка — около километра).

У Атаянца получился скорее античный римский лагерь с перпендикулярными главными улицами — торговой и жилой. На пересечении планировался тетрапилон, но его строители не осилили. Спроектированное Атаянцем поселение располагается на склоне горы. С так называемым «Нижним городом» Филиппова его связывает канатная дорога. От фуникулерной станции спускается широкая лестница, выводящая на центральную площадь-полумесяц. Спросила авторов, как они оценивают результат.

Михаил Филиппов: «Я долго анализировал руками — через смиренное рисование — и мозгами, как устроены красивейшие города Европы (Петербург, Рим и т. д.). Могу сказать, что вполне уяснил себе законы, по которым они строятся. Это и этажность, и размеры окон, и визуальные точки, и градостроительная сетка. Суть того, что я сделал, — это наложение градостроительных сеток друг на друга: радиально-кольцевой и прямоугольной, гипподамовой. При их пересечении возникает какая-то новая жизнь, новые площади с неожиданными ракурсами. Так устроен Париж. Разумеется, генплан без видовых точек ничего не значит. Это как в музыке: недостаточно сделать лишь структуру симфонии. Нужна еще такая "мелочь", как мелодический дар, чтобы было красиво. Плюс образование и эрудиция. Главное, что я проектировал не просто в классике или барокко, а в стиле города. Идея городка, как бы построенного в разное время, выдержала некачественное строительство, потому что старая застройка терпит очень многое».

Максим Атаянц: «Я понял, что в любой крупной архитектурной работе нельзя шагнуть выше "цивилизационного потолка" страны. И сделал для себя выводы на дальнейшее. Деталировки в моей части "Горки Города" выполнены с громадными нарушениями. Фасадные решения безобразные. Притом что проект разрабатывался четыре года со всей тщательностью, с трудом могу выбрать три-четыре картинки, которые более или менее соответствуют замыслу. Из 320 тыс. м² построили примерно 180 тыс. Хотя я, конечно, предпринял все усилия, чтобы в проекте было как бы несколько слоев, чтобы при искажениях и сокращениях он страдал минимально».

Построенный манифест

«Горки Город» стал первым полновесным воплощением художественной программы Филиппова, заявленной им еще в 1984 году в концептуальном конкурсе журналов A+U и JA «Стиль 2001 года». Надо сказать, что взгляды Филиппова формировались параллельно с концепцией «нового урбанизма» Крие, Дюани и Плате-Зиберк, которая возникла как реакция на панельную застройку, модернистский принцип зонирования и Афинскую хартию: взамен предлагалась модель традиционного города, где все в пешеходной доступности, а функции смешаны. Интересно, это совпадение, или феномен Филиппова (для советского контекста это был, безусловно, феномен) и «нового урбанизма» явились следствием некой общей закономерности? Проект Филиппова для конкурса A+U и JA — творческий манифест архитектора: на трех акварельных панорамах показано, как панельный район постепенно заменяется историческим городом. Высказывание Филиппова не прошло незамеченным — проект удостоился первой премии. Председатель жюри Альдо Росси благословил его, как Державин Пушкина. Спустя 30 лет Филиппов этот город построил. Импульсом для Филиппова и отцов-основателей «нового урбанизма» послужило одно: разочарование в эстетике модернистского города. Что привлекает в историческом городе, а также в «Горках» Михаила Филиппова и Паундбери Леона Крие? Уютное, умопостигаемое, сомасштабное человеку пространство. Строится оно так: улица-коридор — площадь-зал. Улица — это как бы стена из разных фасадов, причем улицы не должны быть слишком широкими, высотность зданий не должна превышать 7–8 этажей, а фасады следует оформлять в традиционной эстетике. В таком пространстве хочется гулять. Панельные районы, а также наследующие им ансамбли вроде Дефанса, устроены принципиально иначе. В плане они напоминают супрематические композиции, что, вероятно, не случайно, ведь их создавали в эпоху освоения космоса. А это совсем другая поэтика. Забирает, но неуютно.

Секрет исторического города

Что здесь важно: рисунок фасада, масштаб, градостроительная сетка? Не только. Если сделать узкую улицу с невысокими зданиями в современной стилистике по типу района Борнео-Споренбург авторства West 8 в Амстердаме или штаб-квартиры компании Novartis Витторио Лампуньяни в Базеле, комфортной среды не получится. А что такого есть в традиционной эстетике, чего нет в авангарде? Антропоморфность. У здания есть низ, середина и верх. Мы, сами того не подозревая, считываем себя в архитектуре. Это человеческое свойство находит отражение даже в семантической структуре отдельных словосочетаний: окна смотрят (про ленточное остекление такого не скажешь), крыша венчает, стена без окон и дверей — глухая, монотонная архитектура — безликая. Капеллу Цумтора в Вахендорфе и дом Мельникова в Кривоарбатском ничто не венчает, и они оба никуда не смотрят. В художественной системе авангарда–модернизма нет человека. Поэтому и модулор у Ле Корбюзье не получился. 

Наука против искусства 

Если поселения «нового урбанизма» вроде Паундбери строились по принципу жестких ограничений — назовем его научно-юридическим (специально разработанный градостроительный код регламентирует ширину улиц и тротуаров, высоту домов, материалы облицовки, способы укладки камня и т. д.), то Филиппов идет от живописности, от рисунка. По этой причине архитектуру Филиппова нельзя отнести ни к разряду канонической, ни к разряду постмодернистской: в ней нет ни гробовой серьезности Терри, ни ироничной ностальгии Порфириоса. В проекте «Горки Города» Филиппов использовал ряд приемов, развивающих классический канон. Их три: ось и полукруг, обстроенная руина амфитеатра и лестница в небо. Изгиб реки и пересекающая ее наклонная ось подъемника обыграны в планировке города — в этом месте находится главная площадь. Можно сказать, что ось и полукруг обусловлены рельефом, но, с другой стороны, это типично филипповские темы. Руина амфитеатра, как бы обстроенная в последующие века, — это прием, найденный в «Итальянском квартале» на Долгоруковской. Как и там, в «Горки Городе« (в домах № 21, 40 и 51, который, к сожалению, не построен) архитектурные мотивы разных эпох объединены динамичной формой амфитеатра. А сама эта форма неожиданно преобразуется в небесную лестницу — благодаря уступчатому повышению радиальных корпусов. Григорий Ревзин видит в этом сходство с авангардом и деконструкцией, однако мне все же кажется, что это порыв не к пустому, космическому, а к какому-то другому небу. Равно как и восстановление руины до целостного образа (хотя руина и «просвечивает») скорее отсылает к христианству, чем к философским основам деконструкции.

Прогноз

Мне интересно, что будет происходить с классической традицией в дальнейшем. Скажем, музыкальный авангард развивался поистине бешеными темпами и, осваивая все новые территории, довольно быстро исчерпал композиторские техники. Когда Джон Кейдж представил публике свое знаменитое произведение "4'33", стало ясно, что пора поворачивать обратно. В 1970-е годы люди вдруг начали вспоминать историю. И оказалось, что в одном, даже самом простом аккорде можно разглядеть тысячи оттенков и на его базе выстроить целое пространство. Так, средневековая музыка вдохновила эстонца Арво Пярта на написание Stabat Mater. И это не звучит как повтор. Так что позволю себе не согласиться с Ревзиным — перспективы у классической архитектурной школы, по-моему, вполне радужные.