Новое здание театра Галиаскара Камала в Казани

Помните, как у Пушкина? «… Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень…» Да и Джордж Мартин с его «Играми престолов» тоже приходит на ум: «Песнь льда и пламени» — пожалуй, один из самых лиричных образов, которые ассоциируются с новым национальным татарским театром. Он весь будто соткан из контрастов и противопоставлений: угловато-острое — обтекаемое, холодное — теплое, традиционное — современное. Интересно, был ли бы эффект таким же, если бы в консорциуме сошлись не Wowhaus с бюро Кенго Кумы, а кто-то другой? Глядя на результат, кажется, что без этой их напряженной дихотомии ничего бы не вышло. Тот случай, когда баланс может родиться только в условиях хрупкости и неустойчивости.

Три года как один день

Собственно, итоги союзов других бюро мы видели в финале конкурса в 2022 году, и надо сказать, что проект Wowhaus, Kengo Kuma Architects, Вернера Зобека и Германа Бакулина был тогда один из самых противоречивых. Хотя бы потому, что многие — в том числе члены жюри того конкурса — до сих пор удивляются, почему победил именно этот проект, а не явный фаворит — концепт Асифа Хана — цельный, белокаменный и незыблемый, как в свое время казанский Кремль.

Но случилось так, как случилось. И после бурного обсуждения победителя долгое время ничего не происходило. Началась СВО, а с ней — понимание, что скорее всего ничего и не произойдет.

Тем не менее, спустя почти год, в декабре 2022-го, с Wowhaus подписали контракт на проектирование. Возможно, сыграл роль замаячивший в перспективе саммит БРИКС в Казани 2024 года. Но это потом Олег Аркадьевич Шапиро начнет летать в Татарстан по три раза в неделю и фактически откроет там еще один офис Wowhaus — в 2022-м никто из архитекторов и широкой общественности даже не догадывался, что от конкурсной идеи до первого спектакля пройдет всего три года (а от начала собственно проектирования до ввода в эксплуатацию — всего два).

Нашла волна на камень

Во время конкурса задачи были распределены между Wowhaus и Kengo Kuma and Associates (KKAA), можно сказать, поровну. ККАА отвечали за визуальный образ здания: сквозь холодный «ледяной» фасад просвечивают теплые интерьеры (с чем его только ни сравнивали: и с опасно ощерившимися осколками, и с торосами, с наконечниками копий). Wowhaus, в свою очередь, воспользовались своим богатым опытом в проектировании театров и театральной технологии (вспомним «Практику» и «Электротеатр Станиславский») и разработали планировочные решения с учетом особенностей всех функциональных блоков и связей между ними. При этом приходилось преодолевать немалые сложности, связанные с требованием к зданию быть видовым со всех сторон. Потому что «поровну» хорошо делится только в теории — на практике должен получиться единый и безупречно работающий организм театра, открытый не только артистам, но и людям, приглашая их к взаимодействию.

Сансара Камала

Каким же образом фантазийное и на первый взгляд агрессивное видение Кумы удалось наполнить (согреть!) «плотью и кровью» и превратить в современный, но при этом глубоко укорененный в своей национальной традиции театр?

Тому, что здание получилось таким ледяным и холодным, есть вроде бы логичное объяснение: «Во-первых, — говорит Кенго Кума, — основополагающим принципом для нас было сохранение сущности театра Камала в пространстве и времени. Мы хотели сохранить дух оригинального театра, черпая вдохновение в его культовом треугольном силуэте. Это позволит казанцам ощутить преемственность — то, что душа театра Камала сохраняется даже в его новом облике». Очень по-буддистки, что и говорить, — особенно, когда душа и жизнь с противоположного берега, из старого театра, буквально перейдет в новое здание.

«Во-вторых, — продолжает Кума-сан, — геометрия нашего дизайна вдохновлена поразительными образованиями „ледяных цветов“, которые встречаются на озере Кабан. Эти образования меняются в зависимости от времени года, выступая в качестве зеркальной поверхности, отражающей время и природу. Наш треугольный фасад, отображающий это явление, служит мостом между архитектурой и постоянно меняющейся природной средой».

Другой вопрос, что «ледяные цветы» «растут» обычно в условиях Арктики и соленой воды океана, а не пресного озера в российской центральной полосе. Так что явление это для Казани не самое характерное — видимо, зимний вид города действительно впечатлил Кума-сана. И, как после резюмирует Олег Шапиро, «архитектор зимой и архитектор летом — это два разных архитектора». Wowhaus, например, сначала спроектировали на третьем этаже, где гримерные и учебные классы, стеклянный потолок. Но с наступлением тепла архитекторы поняли, что это лишнее даже с таким высокотехнологичным и солнцезащитным стеклом, как у них.

Не обошлось без откровений и с наступлением прошлой, очень снежной, казанской зимы. Стало очевидно, что из-за снеговой и ветровой нагрузки большую общественную площадь на крыше театра нужно уменьшить, от лестницы на крышу сразу при входе в театр — отказаться, то есть изменить весь фасад со стороны озера Кабан и в целом «притупить» остроту ледяных лепестков.

И тут, пожалуй, критически важным оказалось сохранение неформальных связей между японским и российским бюро несмотря на действующие жесткие санкции. Архитекторы обоих компаний совместно отрабатывали изменения фасадов: корректировали абрис кровель, уточняли расположение треугольников на фасаде, меняли козырек главного входа. Все это работало на сохранение первоначального образа здания, заложенного в конкурсной концепции, — вопреки всем возникающим внешним вмешательствам.

Сансара так сансара: нужно было отработать «карму» так, чтобы новая «телесная оболочка» души Камала не пострадала. Для этого пришлось искать стекло нужной длины (до 7 метров) и правильным образом несущие его алюминивые системы (к счастью, все обнаружилось у российских компаний). А после много усилий потратили на то, чтобы не вставлять «палки в колеса» — то есть подпорки под консоли. Но и тут все сложилось благополучно. Театр — точнее, его образ — «устоял».

Лед и пламень

Кроме образа фасада, KKAA придумали и его разительный контраст с интерьерами. Создавая концепции Восточного, Универсального и Большого зала (и их фойе), японские архитекторы расположили их все на одном уровне, но каждый — внутри своих стен с причудливыми орнаментами в красных оттенках, «обнимающих» эти залы вместе с прилегающими фойе опять же наподобие лепестков. «Мы воплотили в дизайне многочисленные элементы татарской культуры, — продолжает рассказ доктор Кума. — Так мы могли дать почувствовать людям, что театр действительно принадлежит им — жителям Казани. Мы надеемся, что он станет не просто местом для проведения спектаклей, но и культурной достопримечательностью, которой казанцы будут гордиться и рассматривать как отражение своей самобытности и наследия».

И тут опять начались приключения с попытками решить тройную задачу — придерживаться первоначального проекта, но при этом сохранить преемственность традиций и подобрать современные (и реализуемые!) варианты исполнения. Выяснилось, к примеру, что красный цвет с конкурсных визуализаций татарской культуре исключительно чужд. Поэтому разработать уникальные национальные орнаменты для стен-«лепестков», обрамляющих каждый из трех залов, пригласили народного художника Республики Татарстан Наилю Кумысникову.  И художница вместе с дизайнером Джамилем  Федотовым предложила превратить фойе театра в образ «сокровищ озера Кабан».

Много веков существует в Казани легенда о ханских сокровищах, покоящихся на дне озера. Исходя из особенностей залов, были разработаны эскизы орнаментов для каждой из 15 стен: 12 м высотой и до 30 метров в длину. Композиция узоров и сами узоры стен каждого зала — уникальны, ни один из них не повторяется. А в качестве материала изготовления декора  Наиля Кумысникова предложила «золотой» и «серебряный» металл, наиболее подходящий для решения и раскрытия образа «сокровищ». Архитекторы же взяли на себя задачу превратить эскизы художника в инсталляцию и, координируя всех участников процесса, вместе с технологами и Наилей Кумысниковой придумали оригинальную конструкцию — многослойные стены-панно со встроенным освещением, модульным монтажом и удобной эксплуатацией. Совместно удалось увязать сложные инженерные и конструктивные решения с концептуальным виденьем архитекторов и художника.

Все элементы из нержавеющей стали произвела местная компания из Казани. Локальные ремесленники сделали и акустические «монеты» для оформления Восточного зала, а также «паруса» на потолке. Их композиция в чем-то перекликается со стеклянными «лепестками» снаружи, и даже начинает казаться, что и сам объем театра чем-то напоминает корабль или даже ледокол. И его внутреннее «пламя» заставляет расступиться льды невежества, на месте которых расцветают цветы культуры.

Стихи и проза

Природа театра двойственна сама по себе. Под внешней оболочкой и тем представлением, что видит зритель, всегда скрывается технология, машинерия. В новом театре Камала она продумана и оснащена на самом высоком уровне. Только за «лепестками» узоров спрятано 360 контроллеров, диммирующих встроенную подсветку паттернов. «Здесь все, что можно было придумать, купить и заказать в плане оборудования, свето-, звуко- и двигателей, — рассказывает Олег Шапиро. — Поднимающиеся платформы с оркестром, лючки провала — все это есть, а один из залов — это blackbox с бесконечными возможностями для трансформации». 

Вся технологичная начинка упакована на первом этаже, включая мастерские для декораций. Оттуда же загружаются сами декорации в каждый из трех основных залов — снизу вверх, не пересекаясь с людскими потоками. 

Для актеров тоже простроены собственные маршруты: на лифтах они попадают из кулис зрительских залов сразу на третий этаж, который полностью отдан труппе (в ней планируется порядка 500 человек — в «Электротеатре Станиславского», для сравнения, всего 90). Здесь кабинеты главного режиссера и главного художника, гримерные с естественным светом (что необычно), столовая с шикарным видом, репетиционный зал и даже специальная зона, где актеры с детьми могут их оставить на время репетиций и спектаклей.

Еще одна часть помещений отдана резидентам — местным театральным студиям, в том числе любительским. Так что на третий этаж может попасть любой, кто интересуется театром.

Это вообще основа метода работы Wowhaus — создание сценариев, которые запускают жизнь в любом пространстве. Поэтому способ существования в театре каждого условного зеваки был для архитекторов критически важен. Не имеет значения, есть ли у вас билет на спектакль — турникеты располагаются непосредственно у входов в залы. Поэтому можно спокойно войти в театральный вестибюль с широкой лестницей (ее перепроектировали несколько раз — именно для того, чтоб усилить эффект открытости и проницаемости театра), съесть бутерброд в буфете, посидеть на диване у панорамных окон с видом на озеро Кабан, заглянуть в книжный магазин, подняться на крышу или в видовой ресторан с отдельным входом.

Общественное пространство театра «выплескивается» и наружу. Последняя очередь благоустройства озерных берегов протянулась своими деревянными мостами как раз к зданию театра, а летом здесь обещают устроить плавучую сцену.

И театр, порожденный, по большом счету, Казанью и ее культурой — контрастной, многослойной, многоконфессиональной (кто-то даже вспомнит легенду о затопленных сокровищах озера Кабан и скажет, что это оно поднялось со дна, взрезав ледяной покров), — неизбежно начнет трансформировать город, обогатив и городскую ткань, и городскую жизнь, и городскую культуру (будто и впрямь обретенное сокровище).

Именно так сегодня и должны работать культурные институции.

Именно они нужны городам, если мы хотим продолжать развиваться.