ИНИОН РАН: восставший из пепла

Мало за каким проектом профессиональное сообщество следит с таким вниманием, как за воссозданием ИНИОНа. Во-первых, именно она инициировала сам проект воссоздания: в начале 2015 года более 600 представителей архитектурного сообщества направили письмо премьер-министру России Дмитрию Медведеву с просьбой восстановить пострадавшее после пожара здание библиотеки по оригинальному проекту архитектора Якова Белопольского. Во-вторых, восстановление библиотеки обещает стать прецедентом: это первый в истории России проект государственной реставрации здания брежневского модернизма, который может и должен наконец подтвердить статус архитектуры этого периода как достойной внимания, сохранения и изучения. Чтобы вспомнить, чем так ценен ансамбль ИНИОНа, что было и что все-таки изменилось — публикуем архивный материал историка архитектуры Ольги Казаковой, впервые появившийся в ПР79.

Институт научной информации по общественным наукам Академии наук СССР — или, сокращенно, ИНИОН, — строился долго. Проектирование было начато еще в 1960 году,в разгар «оттепели», а строительство закончено только через четырнадцать лет, в 1974-м, то есть в самой середине «эпохи застоя». Впрочем, авторский замысел архитекторов мастерской № 10 Моспроекта‑1 Якова Белопольского (рук.), Ефима Вулыха и Льва Мисожникова был реализован почти полностью, что само по себе является в архитектуре большой удачей, а для тех лет — в особенности.

Такое уважительное отношение к проекту связано, в первую очередь, с его «научным» предназначением. Действительно, авторитет науки в СССР что в 1960-е, что в 1970-е годы был высок до чрезвычайной степени. Только если в 1960-е годы, эпоху великих научных прорывов и в первую очередь — в сфере освоения космоса, к ней относились как к некоему «прирученному» человеком, но все-таки — чуду, «волшебной палочке», по взмаху которой можно будет в самое ближайшее время решить все проблемы и очутиться в коммунизме, то в 1970-е, когда эйфория уже немного поутихла, ее в целом воспринимали уже более приземленно, но тоже с пиететом, возлагая на науку большие надежды как на главный инструмент борьбы с экономическими и общественными недугами. В любом случае, престиж ее в СССР 1960–1970-х годов был велик, как, возможно, нигде и никогда более, знания во многих научных отраслях обладали статусом практически сакральным, а ученые воспринимались как особая каста почти что демиургов, достойных соответствующего окружения, в том числе — и архитектурного.

В это время в Москве, в основном на юго-западе и юге города, строилось огромное количество зданий для разнообразных НИИ, выполненных в свойственной тому времени стилистике советского модернизма. Особенно много их было вдоль Варшавского шоссе и Профсоюзной улицы — юго-западному направлению еще со времен строительства Московского университета был придан некий специальный «ученый» статус, а в хрущевскую эпоху юго-запад с его Новыми Черемушками, которые до сих пор остаются символом несбыточных надежд и реальных перемен хрущевской «оттепели», стал вообще самым модным районом Москвы. 

Собственно участок на пересечении улицы Профсоюзной и Красикова (ныне — Ломоносовский проспект), предназначенный для строительства ИНИОНа, носил в то время название «22-й квартал Новых Черемушек». В профессиональной архитектурной прессе тех лет эта территория получила название «Научный городок»: одновременно с ИНИОНом здесь строились Центральный экономико-математический институт (ЦЭМИ, арх. Леонид Павлов) и Центральная научно-медицинская библиотека. Напротив, через улицу Красикова, строились Институт океанологии им. Ширшова и Институт Дальнего Востока, за ними проектировались здания для Института геологии и разработки горных ископаемых и Института гуманитарных наук. Всего предполагалось построить девять зданий научного назначения, и все они проектировались в едином стиле, большинство — под руководством Якова Белопольского, возглавлявшего 11-ю мастерскую «Моспроекта« и несколько лет отвечавшего за застройку юго-западного района Москвы в целом. В результате в районе пересечения Профсоюзной и Ломоносовского к середине 1970-х сложился целостный модернистский градостроительный ансамбль, судьба которого, впрочем, в наше время почти также незавидна, как и судьба советской науки в целом.

Участок, выделенный для строительства ИНИОНа, ЦЭМИ и научно-медицинской библиотеки в 1960-е годы не был застроен и представлял собой пустырь-низину, но при этом был расположен в принципиально важном с градостроительной точки зрения месте — на пересечении двух крупных магистралей юго-западного района. Безусловно, авторы двух главных зданий ансамбля, Яков Белопольский и Леонид Павлов, оба к тому времени уже маститые корифеи советской архитектуры, обсуждали взаимодействие своих объектов между собой. В результате Павлов построил один из своих шедевров — ЦЭМИ, знаменитый в Москве «дом с ухом», выглядящий как две рафинированно-тонкие, изысканно-графичные, приставленные друг к другу высокие пластины с зависшей перед ними мозаичной лентой мебиуса. На контрасте с ЦЭМИ, Белопольский решил ИНИОН как вытянутый в горизонтальной плоскости 3-хэтажный объем высотой всего лишь около 17 м, а плоский рельеф, на котором стоит институт, должен был усиливать ощущение его распластанности и приземленности.

Здание казалось совсем небольшим даже не фоне окружавших его в 1970-х годах 8–9-этажных жилых домов соседних кварталов, а теперь оно выглядит еще скромнее: небольшой масштаб подчеркивают выросшие за прошедшие годы деревья, которые достигают половины его высоты.

Полное отсутствие застройки на выделенном под «научный городок» участке позволяло архитекторам совершенно свободно располагать свои объекты, и Белопольский решил поставить ИНИОН со значительным отступом от улиц, сдвинуть его в глубину так, чтобы между шумным движением городских магистралей и сосредоточенной научной работой в институте создавалась максимальная пространственная, а через нее — и смысловая пауза.
Здание ИНИОНа само по себе могло бы стать главным советским символом необыкновенной притягательности и в то же время — труднодоступности подлинной науки. Облицованное белым мрамором, «белокаменное», а потому растворяющееся на фоне зимнего пейзажа и контрастно выделяющееся на фоне пейзажа летне-осеннего, оно было задумано авторами как квадратное в плане, с внутренним двориком, где ученые могли бы придаваться размышлениям в отрезанном от внешнего мира пространстве под открытым небом, в своем собственном «монастырском дворике». На практике они бы, конечно, много курили, как все настоящие советские ученые, и много спорили. Кстати, этот прием — здание-каре с внутренним пространством под открытым небом — оказался весьма удачен для библиотек. Приблизительно в те же годы так была построена Библиотека иностранной литературы им. Рудомино на Таганке (1967, арх. Д. Чечулин), выдающаяся библиотека по проекту Абдулы Ахмедова в Ашхабаде (1966–1974) и многие другие. Но в случае с ИНИОНом была возведена в итоге только первая очередь здания, составлявшая чуть больше половины от изначально запроектированного объема, а именно — два образующих прямой угол корпуса вдоль Нахимовского и Профсоюзной, и внутренний дворик поэтому не получился. Однако внешнее ощущение замкнутого в самом себе пространства — места, куда очень непросто и очень заманчиво при этом попасть, — авторам все же удалось создать.

Подчеркнуто советский и при этом вневременно-монастырский облик отличает ИНИОН от многочисленных советских НИИ того времени (хотя многие среди них были весьма интересны с архитектурной точки зрения). Изолированность этого «мира горнего», куда допущены только ученые мужи, да и то не все, а только со специальными пропусками, акцентирована вытянутым вдоль главного фасада бассейном с брызгательными фонтанами, метафорически означающим ров, традиционно преграждающий путь посторонних к крепости, водную стихию, которую необходимо преодолеть, чтобы попасть в этот даже не храм, а целый «монастырь науки«. Пройти над водой можно было по неширокому, приподнятому на тонких опорах-колонках, бело-мраморному мостику, ведущему ко входу в здание. Чтобы войти в институт, посетитель библиотеки проходил через П-образную, отделанную белым мрамором рамку-портал, напоминавшую в то время некий телепорт, как в модной научной фантастике, и воплощавшую собой метафизический переход из мира светского в мир научный. Вход расположен на уровне второго этажа и не по центру фасада, а сильно смещен вбок, и почти замаскирован среди как будто слегка раздвинувших свой ровный ряд узких ребер-пилонов первых двух этажей. В мировой архитектуре ранних 1960-х такой эффектный прием — проход в здание по мостику над водой — был важной составляющей авторского почерка бразильского архитектора Оскара Нимейера. Во время строительства ИНИОНа он как раз заканчивал работу над центром новой столицы — Бразилиа, где неоднократно использовал этот прием для зданий различных министерств и знаменитого на весь мир Конгресса. Нимейер был обласкан в СССР за свои симпатии к коммунизму, почитаем советскими архитекторами за подлинный талант и довольно часто и успешно ими цитируем.

Узкие ребра-пилоны, напоминающие увеличенные каменные жалюзи и в жарком бразильском климате выполнявшие функцию защиты от солнечных лучей, были еще одним излюбленным архитектурным элементом Нимейера. В здании ИНИОНа такие ребра на высоту первых двух этажей выполняли декоративную функцию, создавая равномерный и четкий ритм протяженной поверхности стен первых двух этажей, за которыми скрывалось книгохранилище — сердце здания. Впрочем, этот довольно частый вертикальный ритм был замечательно уравновешен двумя мощными горизонталями, «обрамившими» огромное сплошное ленточное окно самого содержательно-важного третьего этажа, где находились читальные залы и кабинеты научных работников — если вновь обратиться к антропоморфным метафорам — «мозг здания«. Нижняя горизонтальная плита, отделяющая третий этаж от второго — не широкая, но верхняя, шириной более трех метров плита перекрытия выступает над плоскостью фасадов и тяжело нависает над хрупким стеклом, усиливая ощущения конкретных физических границ здания, четко обозначая его место в окружающем ландшафте.

Справедливо будет сказать, что Яков Белопольский, Ефим Вулых и Лев Мисожников весьма существенно и творчески переработали очевидно хорошо известные им архитектурные приемы Нимейра — если в жарком бразильском климате водная гладь вдоль здания создает освежающе-приглашающий эффект, то в суровом московском впечатление от нее — совсем иное. Впрочем, дело не только лишь во впечатлении. В соответствии с последними достижениями инженерной мысли, бассейн должен был быть не просто бассейном, но и частью системы охлаждения здания в жаркое время года, и эта система действительно функционировала.

Вообще с точки зрения инженерных решений (конструкторы здания — Э. Дистлер, А. Судаков) и системы хранения ИНИОН был одним из выдающихся зданий своего времени. Библиотека ИНИОНа была второй в СССР после Ленинской по своим размерам — как здания, так и хранимых в нем фондов. Помимо охлаждающего бассейна, еще одно инженерное новшество состояло в том, что впервые книгохранилище было размещено непосредственно под читальным залом — это позволяло максимально ускорить подачу книг к читателям. Книгохранилище занимало нижние два этажа, а верхний, с огромными ленточными окнами, оригинальным верхним освещением, свободной планировкой и самой современной мебелью, был выделен под читальный зал.

Интерьер библиотеки, особенно в части, предназначенной для посетителей, был необычайно футуристичен даже для своего влюбленного в космос и устремленного в будущее времени. Самым выразительным его элементом, конечно, стали круглые зенитные фонари в крыше, через которые в читальный зал лился естественный свет. Идея таких фонарей была позаимствована (и этого не скрывали авторы, — Лев Мисожников рассказывал об этом в своем неопубликованном интервью 2008 года) у прославленного на весь мир финского архитектора Алвара Аалто. Он придумал зенитные фонари для своей знаменитой библиотеки в Выборге (1933–1935), когда тот еще был вторым по величине городом Финляндии. После русско-финской и затем Второй мировой войн библиотека Аалто вместе с Выборгом стала советской, хотя и не перестала при этом быть по своей архитектуре совершенно европейской, необычной и привлекательной.

Но не только «финские» по происхождению зенитные окна формировали облик интерьера библиотеки ИНИОНа: мебель для читальных залов из светлых пород дерева тоже в основном заказывалась в Финляндии — в те годы это иногда было возможно для наиболее значимых общественных зданий и позволяло создать необычайно стильный по сравнению со средним-советским интерьер. Центральной темой этого интерьера, конечно, был космос — вроде бы возможное, уже несколько раз достигнутое человеком к моменту открытия библиотеки ИНИОНа, но по-прежнему загадочное и недоступное в реальной жизни пространство, где и время-то, как к тому моменту уже знали, течет совершенно иначе. Тема другого мира, или, выражаясь языком современной социлогии, «пространства  ненаходимости», стала актуальной для многих советских граждан эпохи застоя, уставших от льющихся отовсюду иделологических речей и коммунистических лозунгов. 

ИНИОН на протяжении многих лет собирал и анализировал новую зарубежную литературу в области общественных наук, к началу 1970-х годов в его фонды уже насчитывали более 7 млн единиц хранения. Помимо зарубежной литературы в хранилищах были редкие старые документы и даже самая большая в России коллекция книг на славянских языках. Получив доступ в эту библиотеку, можно было при желании мысленно переместиться почти в любое время и пространство, хоть в Древнюю Русь, хоть в Америку, хоть в космос.

Но будущее не принесло ИНИОНу ничего хорошего. Здание не ремонтировалось и постепенно приходило в упадок, бассейн не работал — хотя фонд библиотеки оставался таким же ценным. На участке, предназначенном для научных учреждений, в конце 2000-х началась точечная застройка. Между ЦЭМИ и ИНИОНом вопреки любой архитектурной логике, зато вполне в логике «девелопмента» был построен высотный жилой дом, полностью разрушивший все визуальные связи и масштабные соотношения одного из немногих действительно прекрасных московских модернистских ансамблей. 

А в 2015 году случилось самое страшное — поздним вечером 30 января библиотека внезапно загорелась. Вопрос о причинах пожара решает прокуратура, но последствия его ужасны. Значительная часть уникального собрания книг пострадала, библиотека лишилась порядка 20 % своих ценнейших фондов, единственные в мире экземпляры были утрачены навсегда. Без преувеличения, пожар в библиотеке ИНИОНа стал гуманитарной трагедией для всего человечества. Огромную помощь в разборе завалов и спасении книг оказали добровольцы. Не менее сильно пострадало и здание. Частично обрушилась кровля, пострадали конструкции. ИНИОН не был поставлен на государственную охрану как памятник архитектуры, и это участь абсолютного большинства даже самых великих модернистских зданий в России. В соответствии с законодательством, для начала процедуры постановки под охрану должно пройти не менее 40 лет с момента окончания строительства, ИНИОНу исполнилось 40 в 2014 году. Как обычно, не успели. Несмотря на отсутствие официального статуса, ценность этого здания как памятника архитектуры второй половины ХХ века очевидна. Сегодня неизвестно, какое решение будет принято относительно его восстановления — очень хотелось бы, это произошло по всем канонам научной реставрации. Но, очевидно, это утопия — в стиле советских утопий ранних 1960-х.

Ольга Казакова
историк архитектуры,
кандидат искусствоведения

P.S. Когда Ольга Казакова заканчивала этот материал на печальной ноте, никому не верилось, что бережная реставрация здания брежневского модернизма в принципе возможна. Тем не менее, спустя пять лет мы видим, что она завершена: воссоздание комплекса ИНИОН РАН завершили в 2022 году. Концепцию разработала команда ООО «Гипроком», которая при разработке проекта опиралась на эскизы и архивные фотографии. То, что шедевр советского модернизма 1960-х воссоздали, точно сохраняя исторический облик, повторяя габариты и высоту, еще 5 лет назад казалось почти невероятным. Сегодня здание внешне практически в точности повторяет оригинал. Есть небольшие расхождения в цвете натурального камня внешней отделки, на которое обращают внимание специалисты, что лишило ИНИОН его знаменитой футуристичной белизны. И на месте знаменитого бассейна с фонтанами (который и до печально известного пожара 2014 года уже многие десятилетия не работал) появилась благоустроенная лужайка с газоном и деревьями — «дворик для раздумий», который Белопольский когда-то задумывал сделать внутри.

Более существенные изменения затронули внутренние помещения: их сделали более отвечающими современным нормам комфорта, в частности, приспособили для маломобильных граждан. Знаменитую лестницу восстановили по оригинальным чертежам, а круглые зенитные фонари получили вместо пластикового завершения стеклопакеты.

И это, наверно, важный прецендент: отношение к советскому модернизму, который многие воспринимают как перижиток советской эпохи, очень медленно начинает меняться. Все больше людей видит в нем не «привет» из этохи застоя, а архитектурную мечту о новом светлом времени, от которой невозможно просто так отказаться. 

Вблизи рассмотреть реконструированную библиотеку ИНИОН предоставится возможность на экскурсии «Современные тренды редевелопмента: от красного кирпича к советским НИИ» из цикла «Москва с МКА», которая состоится 9 октября