За пределами
Специально для ПР архитектор Антон Башкаев написал (и проиллюстрировал) эссе о том, как дальнейшее технологическое развитие мира поставит человечество перед выбором: стать ли ему топливом прогресса — или вернуть положенное ему инструментальное значение.
Архитектор, дизайнер
образование: Бакалавр архитектуры, Московский архитектурный институт (2006–2011); магистр наук в архитектуре, The University of Sheffield (2011–2013) деятельность: 2013–2015 — архитектор в бюро АБТБ; 2015–2019 — ведущий дизайнер в Bjarke Ingels Group; в настоящее время — старший дизайнер, руководитель проектов в студии MythologyТочка сингулярности
С появлением машинного обучения на траектории прогресса зажглась точка технологической сингулярности. В 1965 году британский математик, коллега Алана Тьюринга Ирвинг Гуд, впервые сформулировал теоретический феномен создания искусственным интеллектом улучшенной копии себя, окрестив его «интеллектуальным взрывом» («intelligence explosion»). Научные сценарии, по которым может пойти эта «взрывная» реакция, разнятся от утилитарного[1] и симбиотического[2] до совсем апокалиптического[3]. Их описание доступно в статьях на сайте института MIRI (Machine Intelligence Research Institute). Предоставляя дальнейшую футуристическую ньюансировку профессионалам[4], мы можем быть вполне уверены, что технологический прогресс продолжает набирать темп. Ускоряющаяся смена социальных тенденций, мод и стилей — как в архитектуре, так и вне ее, — лихорадочный след, оставляемый им в нашей культуре и сознании. В определенный момент точка сингулярности будет достигнута, и целью прогресса будет уже не только благополучие человека, но и сам по себе процесс дальнейшего технологического совершенствования.
Homo Ineptum
Уже сейчас проблема утоления базовых физических потребностей в развитых странах практически разрешена, и новые социальные трудности происходят от переизбытка ресурсов: дешевой еды[5], времени на досуг[6] и свободы выбирать смысл жизни за пределами консервативных догматов[7]. С введением базового безусловного дохода, трестируемого и лоббируемого в Европе[8] и США[9], пропадет необходимость и в экономическом самоподдержании — человек будет полностью предоставлен сам себе. Утопические картины того, как это может выглядеть, настораживают больше иных антиутопий (например, концепция автоматизированного лакшери коммунизма Аарона Бастиани[10] сулит каждому в будущем полное социальное равенство, подкрепленное возможностями современного миллиардера). Как бы то ни было, преодолев необходимость человеческого труда, дальнейшее технологическое развитие будет направлено вовне биологически обусловленной реальности. На этом трансгуманистическом пути размытие рамок понятия «человек» неизбежно и слияние с машиной станет следующим логичным шагом.
Наиболее прямое подключение мозга к сети принесет неотразимый набор бытовых, сенсорных, и, возможно, эволюционных преимуществ. Осознав это одним из первых, Илон Маск предрекает[11] своему проекту Neuralink стать новым облачным продолжением человеческого мозга — третьим этажом над аналитическим неокортексом и инстинктивной лимбической системой. Об оборотной стороне такой связи он умалчивает, но за него ее живописно описывают такие органические пессимисты, как Славой Жижек[12].
Неотрефлексированная инерция цифрового прогресса овладевает все большим количеством невольных попутчиков, в ней родившихся. Так, не ведающие сути своего коллективного действа, клетки грибного мицелия выстраиваются в плодовую ножку, вывешивают консоль шляпки и готовят взлетные полосы гименофор — для запуска в неизвестность миллионов ни о чем не подозревающих спор.
Гармония начал
И тем не менее — одновременно с этим в нас есть иное, направленное вовнутрь, измерение развития, которое тем проще проглядеть, чем стремительнее движение прогресса. Это измерение рождается из взаимодействия и конфликта вышеупомянутых отделов мозга — животной лимбической системы и аналитического неокортекса — и эволюционно-исторической необходимости привести их к гармоничному взаимодействию (именно оно, на мой взгляд, однажды подарило миру феномен классической культуры).
Схожая схема вошла в обиход в 1990-е в результате работы нейробиолога Пола Маклина. Он назвал ее концепцией «триединого мозга»[13], согласно которой рептилоидный, звериный и человеческий мозг нарастают друг над другом в процессе эволюции. Несмотря на всю привлекательность (породившую, например, направление «нейромаркетинга» и вдохновившую на написание книги Карла Сагана), эта концепция оказалась фактически неточна в связи со сложным перераспределением отдельных когнитивных функций в разных отделах мозга. Поэтому далее «лимбическая система» и «неокортекс» будут использоваться мной в общем словарном значении, описывающем рефлекторность и, соответственно, произвольность мыслей и действий. Первая из этих областей отвечает за основополагающие инстинкты, способствующие выживанию особи, вторая — наделяет свободой воли для адаптации в более поздних социальных реалиях. В недалеком будущем несложно будет перенести в компьютерное пространство всю память и мыслительные процессы человека и уж совсем элементарно — мгновенно стимулировать зоны, отвечающие за любые удовольствия и переживания. Довести же их взаимодействие до остроты и познать его свойства внутри своего смертного тела — реальная задача, стоящая не перед всем человечеством завтра, а перед каждым из нас прямо сейчас. Разлад между ними — источник неблагополучия как среди представителей традиционных сообществ, сталкивающихся с цивилизацией, так и прогрессивных жителей городов, утрачивающих связь со своим природным началом.
Храмы нового культа
Как же этот сюжет разыгрывается в архитектуре? Очевидный тренд последнего столетия (а при более пристальном взгляде — последних четырех веков) —конфликт между функционалом и символизмом. Продолжение противостояния принципов Просвещения с родовым сознанием. В его результате пространственный идеал прогрессиста пришел к безупречной стеклянной оболочке — все вбирающей, ничего не утаивающей и никого не разделяющей — Эппл-стору. Этот культовый представитель современной архитектуры стал квинтэссенцией эфемерности функции — невидимости технологической начинки здания.
Правнуки Хрустального Дворца — магазины Apple — превратились в храмы новой культуры, воспевающей мир будущего: внематериальный, а в определенный момент, возможно, даже и внетелесный. Подсознательно или умышлено, архитектурные приемы храмовой архитектуры поставлены в них на службу юзер-экспириенса: высокие и массивные стеклянные створы раскрываются в длинные белоснежные нефы, влекущие между рядами алтароподобных столов к мерцающему вдали надкушенному яблоку[14]. Как и подобает, подобное пространство вдохновляет приверженцев на паломничества и многочасовые стояния в очереди во дни празднеств по выходу в свет нового технологического творения. Главный катарсис в данном случае — причастие к разложенным на столах дарам — ключам к высокой продуктивности и победе над скукой.
На обратной, буквально корневой, стороне этого феномена находится источник его неотразимости и притягательности: заложенные глубоко под землей, обвеваемые ледяным воздухом вычислительные станции. Тысячи микросхемных призм складываются в башни и выстраиваются в стены для поддержания наиболее полной и безотказной реализации наших задач, порывов и желаний. Особенно ярко выразилась новая внематериальная реальность этого цифрового мира во время глобальной пандемии. Для многих из нас через экран компьютера или смартфона он раскрывается полноценнее, осмысленнее и приятнее, чем через окно или дверь собственного жилища. Кажется, неизбежно-естественным однажды станет шаг «вовнутрь» этого экрана, освобождающий нас от сковывающей и подчас унизительной телесной реальности.
И чем сложнее дается взаимодействие с ней, тем желанней становится побег в реальность цифровую. Можно увидеть в этом попытку уйти от доминирования жестокой лимбической системы, низводящей нас до уровня грубых страстей, комплексов и зависти. Уйти в сферу, где каждый может быть тем, кем/чем пожелает. Проблема заключается в том, что и само желание подобного ухода есть продукт той же самой лимбической системы, поощряющей отсутствие источников стресса и необходимости подстраиваться под общество, потакающей прихотям юзера и в уюте эхо-комнат утверждающей его в своей правоте.
Отвергая биологическую данность несовершенства нашего устройства, мы отключаем себя от источника, питающего нашу индивидуальность. В рациональном мире абсолютного равенства ее наличие становится принципиальной помехой — хвалебным гимном дискриминации. Такой мир потребует максимальной нивелировки индивидуальности до степени полной унификации и всеобщего слияния. Позиционирование своего «я» по этой схеме будет постепенно перемещаться из разряда дурного тона в возмутительный атавизм, а далее — в преступление.
Здравый смысл и утопия
Для людей, не находящихся в конфликте с собой и принявших трагичность и красоту человеческой бренности, архитектурная индустрия начинает предлагать новые (хотя на самом деле очень старые) пространства, полностью противоположные современным архитектурным трендам, квинтэссенцией которых стал Эппл-стор. Речь идет о движении Нового урбанизма (и его производных). Согласно его постулатам, человеку помимо комфорта внутри жилища необходима здоровая, разнообразная среда обитания, где фасады и кровли выполнены из натуральных материалов и складываются в классические улицы, где избегается копирование объемов и элементов и воспеваются капризы ландшафта. Новый урбанизм возник как антитеза расползанию американской субурбии. В России же он может стать одинаково неудобным соперником как бездушным башням, так и зазаборным дачам.
Новое поколение россиян вслед за их сверстниками в развитых странах с достижением определенного уровня достатка сможет начать требовать большего от своей окружающей среды и выбирать на удивление неантагоничные комфорт уединения извне с ощущением коммьюнити и зеленой пешеходной среды снаружи. Пресловутое число Данбара — оптимальное количество непосредственных социальных связей (в среднем 150 человек) — должно найти свое отражение в архитектуре, иначе мы останемся в заложниках у псевдо-прогресса, ставящего плотность проживания превыше здравого смысла.
Подход Нового Урбанизма, начавшего свой выложенный спорами и презрением прогрессистов путь в европейском мире, позволит людям проголосовать ногами и проявить, насколько глубоко укоренилась в наших головах идеология модернизма. Пандемия уже показала, как мало мы привязаны к тому, что модернисты пытались навязать под видом «городской среды» (побег за город происходил именно из нее). Настоящая городская среда — та, в которой житель является и «держателем акций» и равноправным контрибьютером; та, над которой он имеет контроль. Этажность, пешая доступность и интеграция с природой — ее настоящие критерии, представленные эволюцией извне, а не навязанные интересантами снаружи.
Что удержит преуспевающих жителей спальных районов от переезда в новые городские образования, где человеческий масштаб — во главе угла, где играющие дети не нуждаются в постоянном присмотре, а соседи — социальные, профессиональные и, возможно, даже политические единомышленники?
На то, как такие проекты функционируют, можно посмотреть в американском городке Кентлэндс, британском Паундберри и французском Порт Гримо. Характерно, что отзывы об этих проектах радикально разнятся у местных жителей и онлайн-газетчиков метрополий: страх искусственности «Плезантвилля» уступает дорогу реальным преимуществам для жизни и здоровья семьи, когда люди утверждают прогресс в роли инструмента и отказываются быть его субстратом.
На существующем этапе развития человечества, когда материальные трудности преодолеваются, а психологические особенности становятся лишним багажом, переосмысление отношения к нашей животной природе будет следующим важнейшим уровнем понимания. Согласно древней загадке учителя к своим ученикам, на вопрос «чего нет у всемогущего божества?» следует ответ «Пределов». Именно их наличие делает нас существами, нуждающимися в дружбе, любви и искусстве. И внутреннее измерение открывается не тогда, когда мы отворачиваемся от собственного несовершенства, а когда превозмогаем его, олицетворяя ту самую связь природы с разумом, заложенную в строение нашего мозга эволюцией. А в своем высшем проявлении — рождающую человеческий гений.
Примечания
[1] The implausibility of intelligence explosion, Francois Chollet
[4] Intelligence Explosion FAQ, Luke Muehlhauser, MIRI
[5] Obesity and Overweight, WHO
[8] Why Basic Income Failed in Finland. Jimmy O’Donnel
[10] Fully Automated Luxury Communism, Aaron Bastani
[11] Ilon Musk’s Original Neuralink Presentation: 1) CNET YouTube channel
[13] A theory abandoned but still compelling, Peter Farley
[14] “We Asked a Cultural Historian: Are Apple Stores the New Tamples?”, Alta Obscura. Sarah Lascow
