Лабиринт трудящихся
Перечитываем текст Анатолия Белова о современных офисах как местах корпоративной несвободы, опубликованный в ПР76 на тему «Жизнь на бегу» (2015).
Публицист, фотограф, архитектор
деятельность: Директор по рекламе и коммуникациям концерна «КРОСТ». Главный редактор журнала «Проект Россия» в 2013—2016 гг.Читая книгу Юрия Лотмана «Беседы о русской культуре», я поразился тому, какой суровой регламентации была подвержена жизнь русского дворянина в XVIII–XIX веках — начиная от военной экипировки и заканчивая составлением писем. Любой неверный жест, любая опрометчивая фраза могли быть истолкованы как оскорбление и привести к обиде, выговору, отставке, ссоре или, чего хорошего, к дуэли. Поэтому люди очень следили за своим поведением. Ставший в наши дни уже чем-то привычным, почти обыденным переход полузнакомых людей на «ты» в те времена был решительно невозможен. Знаменитые пушкинские строки «Пустое „вы“ сердечным „ты“ / Она, обмолвясь, заменила», с которых начинается стихотворение 1828 года, посвященное возлюбленной писателя Анне Андро-Олениной, описывают момент особой близости между людьми, исключительной для Николаевской эпохи. В то же время эта внешняя сдержанность, принятая в кругу дворян, способствовала развитию в людях особой внутренней чувствительности, явившейся одним из источников возникновения той великой культуры — культуры русского просвещения и русского романтизма, — которая до сих пор вызывает наше восхищение.
Сегодня, как уже отмечалось, социальная дистанция сократилась до минимума. Границы личного пространства стали такими же размытыми, как и геополитические: более нет ничего невообразимого в том, чтобы, являясь гражданином Франции, жить и работать в Германии, тем более что теперь и там и там одна валюта, как нет ничего предосудительного в том, чтобы поцеловать незнакомую девушку на танцполе ночного клуба, а после пригласить ее к себе. К произошедшим изменениям можно относиться по-разному. Мое отношение к ним скорее негативное. Для прояснения своей позиции обращусь к замечательному произведению Ивана Бунина «Митина любовь». В нем повествуется о юном дворянине Мите, влюбленном в ученицу театральной школы Катю, который, мучимый ревностью, уезжает из Москвы, чтобы дать и себе, и любимой небольшую передышку, и, оказавшись в родной деревне, сталкивается с весьма специфической дилеммой: Катя то пишет, то не пишет, а вокруг бегают «доступные» дворовые девки, и грубоватый приказчик без обиняков предлагает организовать ему «свидание» с невесткой лесника Аленкой. В итоге похоть побеждает. Вслед за этим Митя получает письмо от Кати, в котором та сообщает, что они больше не вместе. Будучи не в силах смириться с утратой любви, равно как с предательством собственных чувств, наш герой стреляется. Концовка «Митиной любви», с моей точки зрения,- одна из самых сильных в мировой литературе. До сих пор я воспринимал бунинскую повесть довольно поверхностно — как любовную трагедию. Обдумывая настоящий текст, я увидел в ней более глубокий смысл: смерть Мити символизирует смерть русского дворянства как такового, крах дворянской культуры, а его блуд с Аленкой — то самое «сокращение дистанции», отказ русского человека от многовековых ценностей, которые обеспечивали устойчивость сложившейся социальной структуры, от тех условностей и ритуалов, которые цементировали могучую культуру, выстроенную на базе петровских реформ.
К слову, «сокращение дистанции», проявившееся сперва в отмене классовости, а позднее — в отмене какой-либо этики поведения в принципе, парадоксальным образом привело к отчуждению людей друг от друга, к полному уничтожению внутренней чувствительности в человеке. Спасибо большевикам, Ельцину и, конечно же, Маркони и Беллу. Еще сто лет назад выдающийся русский философ Василий Розанов сетовал: «Люди должны дотрагиваться друг до друга — вот моя мысль. Гутенберг уничтожил всеобщую потребность дотрагиваться. Стали дотрагиваться „в трубу“, „через телефон“ (книга): вот злая черная точка в Гутенберге. Гутенберг один принес более смерти на Землю, чем все люди до него. С него-то и началось замораживание (планеты). Исчезли милые дотрагивания»(1). Запись Розанова оказалось вдвойне пророческой: заменив в своем тексте Маркони и Белла на Гутенберга, изобретателя печатного станка, он словно бы предвидел появление в 1962 году книги Маршалла Маклюэна «Галактика Гутенберга», в которой канадский философ описал функционирование т.н. информационного общества. Полагаю, теперь читателю ясно, почему я не разделяю восторгов какого-нибудь Уильяма Митчелла(2) по поводу стремительного развития массовых коммуникаций на рубеже тысячелетий. Впрочем, «сокращение дистанции» как причина разобщенности людей не является темой настоящей статьи, хотя она, как мне кажется, достойна отдельного разбора.
Российский режиссер Александр Сокуров однажды сказал: «Мне свобода не нужна, мне нужны границы»(3). Его можно понять. Чувство несвободы генерирует мощнейший созидательный импульс, а отсутствие этого чувства, напротив, атрофирует сознание или же побуждает человека придумывать себе несуществующие, фантомные проблемы, которые, чем сильнее человек с ними борется, тем реальнее становятся. Полагаю, данный тезис у многих вызовет недоумение, но таков мой взгляд на вещи. Во времена Российской империи границы дозволенного определялись прежде всего Табелью о рангах и связанной с ней системой социальных норм, с годами все более усложнявшейся, в Советской империи — марксистсколенинским учением. А что сегодня? У Российской Федерации нет идеологии. Владимир Путин в этом смысле занимает странную позицию: он подавляет несогласных просто для того, чтобы их подавить. При этом, надо сказать, сама оппозиция сражается с Путиным только затем, чтобы его свергнуть. То есть ни у той, ни у другой стороны нет какой-либо внятной концепции будущего. Свобода непонятно от чего и удержание власти — хиловатые идеи. Разнообразные статьи Уголовного, Гражданского и других кодексов Российской Федерации вроде «Клеветы» или «Оскорбления», призванные регулировать этику поведения в обществе, не очень работают. Да и как они могут работать, когда есть интернет, где всякий человек имеет право анонимно высказаться по любому вопросу и в любой форме. Да что там интернет! Несколько лет назад один известный журналист в своей статье грубо обозвал главу некой крупной девелоперской компании — от конкретизации воздержусь. Помоему, заслуженно обозвал, но факт в том, что двести лет назад этот журналист, вероятнее всего, был бы вызван объектом своих издевательств на дуэль и, возможно, убит. И это только один случай из множества подобных.
Я не просто так вспомнил именно эту историю. Дело в том, что дух несвободы никуда не делся — он по-прежнему витает над нами, отравляя нашу жизнь, вселяя в нас чувство незащищенности, униженности и бессилия. Просто теперь он проистекает из другого места. Сегодняшний источник несвободы не Традиция, не Власть (и здесь я опять предвижу уйму несогласных) и даже не Бюрократия. Это Капитал. Оплот этой злой силы — корпорации, ее символ — офисная высотка, ее воплощение — алчный и спесивый человек в дорогом костюме, который зовется главой компании. То, с чем сегодня борется основная масса людей, — это логика рынка. Причем люди часто сами не осознают, с чем борются. Им может казаться, что они сражаются с чиновниками, девелоперами, Путиным, но на самом деле они сражаются вот с этим. А поскольку логика рынка — это абстракция, равнодушная к человеческим чувствам и вообще ко всему, кроме цифр, — бороться с ней бессмысленно. Ее можно только отменить, но для этого требуется общественный консенсус. Можно, конечно, вспомнить концовку фильма «Бойцовский клуб», но это уже из области сказок… Как, впрочем, и законодательная ликвидация свободного рынка.
Если корпорации — оплот несвободы, то они, казалось бы, должны быть очагами высокой культуры. Но нет. Каждая корпорация — это в некотором роде мини-государство со своими порядками, своей эстетикой, своими ценностями и т. д. Интересующие нас принципиальные отличия корпорации от государства таковы: во-первых, корпорация нигде не укоренена, т. е. сегодня штаб-квартира какой-нибудь компании Siemens размещается здесь, а завтра — там; во-вторых, «населяющие» корпорацию люди постоянно меняются (этот унылый процесс называют ротацией кадров), стало быть, кроме владельцев, кровно заинтересованных в процветании предприятия, мало кто из работников идентифицирует себя с корпорацией, и как бы отдельные начальники ни старались воспитать в своих сотрудниках корпоративный патриотизм, у них это редко выходит. Мне кажется, что вот эта укорененность и идентификация людей с местом их обитания — обязательные условия для зарождения высокой культуры. А офисы являют собой пространства временного пребывания. Поэтому, кстати, все они похожи один на другой и более или менее одинаково устроены: снаружи — стекло, внутри — лабиринты из разного размера «загончиков» для персонала. Разумеется, какие-то офисы более комфортные и оригинальнее оформлены, а какието имеют совсем утилитарный вид, но все это в конечном счете не важно. Если в офисе установлены столы для игры в пингпонг и организован тренажерный зал общего пользования, значит руководство сочло, что так будет целесообразно с точки зрения экономики, что сотрудники благодаря этому будут быстрее и лучше работать. У корпоративных начальников ведь нет своей воли — все их действия подчинены воле денег. Полагаю, архитекторы, хоть раз проектировавшие офис, со мной согласятся. Когда-то, в прошлой жизни, я тоже занимался архитектурой и распланировал не один офис. Пару раз мне доводилось общаться с первыми лицами компаний. Так вот, их интересовало только то, кто с кем сидит, т. е. распределение отделов, и сколько все будет стоить. Корпоративная культура — это культура денег. Она не является продуктом человеческой рефлексии, но всегда экономически обусловлена. Исследовать ее — жалкое занятие.
Удивительно, но жесткая регламентация жизни внутри корпорации совсем не способствует человеческому сближению. Здесь нет места «милым дотрагиваниям», столь драгоценным для Василия Розанова. Вместо того чтобы общаться друг с другом, обалдевшие от усталости и однообразия люди изо дня в день упрямо лезут в интернет, веря, что Facebook или поисковик Google — та самая «нить Ариадны», которая поможет им выбраться из мрачного лабиринта рабочей рутины, куда они попали по прихоти великого и ужасного Капитала. А надо всего-то выключить компьютер и начать жить.
(1) Розанов В. Листва (Из рукописного наследия). М.: Лаком-книга, 2001. С. 46.
(2) Американский теоретик архитектуры и дизайна, автор книги «Я++», недавно переведенной на русский язык (М.: Strelka Press, 2012).
(3) Интервью с Александром Сокуровым // expert.ru. 19.09.2011.
