Под знаком Льва и Единорога: открытия русского павильона в Венеции

В конце мая вместе с открытием Венецианской архитектурной биеннале открылся после реставрации российский павильон, возведенный в садах Джардини Алексеем Щусевым. Экспозиция этого года Open построена вокруг проекта реконструкции и общественной роли виртуальных пространств. Но при этом задачей куратора Ипполито Пестеллини Лапарелли было переосмыслить павильон не только физически, но и институционально. Смотрим, как получилось первое, и размышляем, удалось ли второе.

Открыто на реконструкцию?

Нетривиальная задача возникла из целого ряда обстоятельств. Во­-первых, в конце 2019 года у российского павильона в Венеции сменился комиссар: им стала Тереза Иароччи Мавика, возглавляющая фонд V­A­C. Этот факт в совокупности с объявлением открытого архитектурного конкурса OPEN! на проект реконструкции и экспозиции павильона многих тогда вдохновил: выбор куратора и содержимого для главной выставки, представляющей всему миру российскую культуру, последние годы был, мягко говоря, не то что не открытым, но и откровенно непрозрачным. Недаром на биеннале 2018 года группа Lion & Unicorn выступила с проектом «виртуального российского павильона»: в цифровой реальности и 3D-очках он был абсолютно пустым, и если уж мы никак не можем повлиять на то, что показывает во время биеннале реальный павильон, будто бы говорили инициаторы проекта, то в рамках этого пространства можем придумать и отработать все кажущиеся нам правильными механизмы и инструменты.

Впрочем, на сей раз куратор архитектурной биеннале 2020 года (тогда еще никто не знал, что 2020-й «обнулит» все и вся и выставка передвинется на год) был уже выбран: итальянец Ипполито Пестеллини Лапарелли имел за плечами опыт работы, например, с OMA Рема Колхаса, где он занимался комплексной разработкой проектов реконструкции, реактивации и сохранения памятников архитектуры, и кураторских проектов в рамках биеннале современного искусства Manifesta и архитектурной биеннале в Осло. В немалой степени его выбору способствовало второе важное обстоятельство: когда Министерство культуры передавало бразды правления фонду V­A­C, перед ним, как следовало из выступлений на пресс-конференции, поставили две глобальные цели. Первая — привести здание щусевского павильона в порядок: он давно задыхался от многолетних наслоений, не говоря о текущей крыше, и с ролью экспозиционного пространства справлялся плохо. Вторая — ни больше ни меньше завоевать для России «Золотого льва» — главную награду биеннале (до этого в новейшей истории страны были только «специальные упоминания жюри» — в 2012-м и 2014-м).

Неудивительно, что таким же дуалистичным и даже противоречивым выглядело и конкурсное техническое задание. От конкурсантов действительно требовалось продемонстрировать в заявке свое видение реконструкции, и для пущей убедительности в материалах к конкурсу содержалась пара планов павильона. Однако при этом открыто заявлялось, что предложить реализуемый проект на этом этапе невозможно — и из-за недостатка технических данных (например, какую нагрузку выдерживает терраса, которую комиссар и куратор мечтали вновь открыть для публики), и по причине незнания итальянского законодательства: проект для исторического памятника должен пройти согласование в 8–9 различных инстанциях. «Скорее мы предъявляем определенные требования к павильону как к культурной институции, „посольству России в Венеции“, нежели к павильону как архитектурному объекту», — сказала тогда Мавика.

Таким образом, от конкурсантов требовалось еще и предложить сценарий, при котором процесс преобразования павильона может стать полноценным объектом экспонирования; придумать событийную программу, переосмысливающую его роль. С привязкой к основной теме биеннале «Как мы будем жить вместе?» манифест конкурса гласил, что в 2020 году павильон Российской Федерации «сформирует новый пространственный договор посредством открытого и непрерывно меняющегося диалога между теми, кто будет жить и работать в павильоне, — от ученых до рабочих, от дизайнеров до общественных деятелей, — и аудиторией, которая сможет участвовать в происходящем и максимально вовлеченно использовать павильон в качестве проводника доступа, дискуссии и знания». Организаторов волновало, как «проект может отразить понятия идентичности и культурной специфики в эпоху транснациональных сетей и передвижений». Развитию каких новых моделей сотрудничества может способствовать будущая трансформация. Как включить павильон в активную жизнь Джардини и Венеции (причем не только во время биеннале). Как отреагировать на изменение климата (а сегодняшняя Венеция — это прямо-таки воплощение климатического кризиса планеты). Наконец, как вернуть павильону «ясность и открытость, присущие историческому проекту».

Стоит ли говорить, что восприятие со стороны архитектурной общественности было тоже неоднозначное. С одной стороны, последнее время «Золотых львов», действительно, брали скорее экспозиции-перформансы, но всегда с четким высказыванием по теме — станет ли таковым процесс реставрации/реконструкции? С другой стороны, перспектива «двойной реконструкции» привлекала. Такой подход — и проведение открытого конкурса, и демонстрация в павильоне процессов, а не экспонатов, — перебросил мостик в 2004 год, к проекту Workshop Russia, когда по приглашению Евгения Асса 90 юных архитекторов со всей России в стенах венецианского павильона придумывали проекты для будущего.

Тогда эта идея неоднократно подвергалась критике, а меж тем это был редчайший случай, когда павильон «сработал» не как репрезентация российского «нашего всего», а как культурная институция, ставящая самые актуальные вопросы и способствующая развитию российской архитектуры: как выясняется, значительное число участников воркшопа ее сегодня и формирует (бюро ASADOV, Nowadays, «8 линий», Kleinewelt Arсhitekten, «Дружба», DROM, «Гикало и Купцов» — список далеко не полный). Неудивительно, что многие из них приняли участие и в конкурсе OPEN! — хотя, конечно, не только они: организаторы конкурса получили более 100 заявок.

В Джардини как на дачу?

Победило молодое русско-японское бюро KASA: в своем проекте архитекторы Александра Ковалева и Кей Сато задумались о том, как наиболее деликатно, с минимальными вторжениями трансформировать павильон и при этом проявить национальную идентичность иначе, чем это сделал Щусев, построив здание в неорусском стиле. Архитекторы выбрали для этого глубоко укорененный в русской культуре образ дачи, где Джардини — это сад (что так и есть), а павильон — открытый гостеприимный дом, где собираются люди, рождаются новые связи и сообщества, экстерьер и интерьер взаимопроникают друг в друга, а ключевым понятием становится экосистема, в которую включены не только все прилегающие пространства, но и гости и соседи. Например, Александра и Кей неожиданно и остроумно обыграли подпорную стенку между российским и японским павильонами: договорившись «по-соседски», они написали на ней с двух сторон «Это не стена» по-;русски и по-японски соответственно и обменялись экспонатами.

Отдельным вызовом стало приспособление павильона к современным экспозиционным технологиям. «Сейчас язык кураторов гораздо богаче и искусство выставляют по-другому — адаптация была необходима, — рассказывают архитекторы. — Однако все, что мы делали, не было чем-то заново изобретенным: мы просто прислушивались к зданию и шаг за шагом, слой за слоем раскрывали его потенциал». Перекрашивали в оригинальный мятно-зеленый цвет, открывали заложенные дверные оконные проемы, восстанавливали уровень пола второго этажа, ремонтировали пресловутый стеклянный световой фонарь в кровле, оптимизировали складское помещение, выделив в нем еще одно экспозиционное пространство. Самым заметным вмешательством в этом плане стала дополнительная лестница на бетонных опорах в северном зале. Сама лестница вместе с лифтом сделали павильон доступнее, а бетонные опоры, по словам авторов, были необходимы, поскольку старые перекрытия не выдержали бы новый функционал — устройство пола-трансформера на передвижных балках, которые крепятся к площадке новой лестницы. В образованном с его помощью двусветном пространстве можно будет экспонировать наиболее масштабные произведения.

Комментируя причины, по которым выбор жюри в январе 2020 года пал именно на предложение бюро KASA в январе 2020 года, Ипполито Пестеллини Лапарелли отметил три аспекта. Первый — точность видения того, как будут использоваться павильон и уличные пространства. Второе — «особая деликатность подхода, которая позволяет происходить другим вещам». Иными словами, предложения KASA настолько минималистичны, что не оттягивают на себя много внимания и дают простор для самого разного событийного и материального наполнения павильона. И, наконец, третье — жюри посчитало весьма удачным решение рабочего пространства для архитекторов как пространства между вымыслом и реальностью.

Лев или Единорог?

Название уже упоминавшейся творческой группы Lion & Unicorn не случайно: лев и единорог украшали утраченные, спроектированные Щусевым, ворота в павильон. В то же время столкновение этих двух животных в мировой культуре часто символизировало противостояние наземного и подземного миров, что в нашей реальности можно трактовать как мир физический и мир виртуальный («уйти в подполье» = самоизолироваться и цифровизоваться). И если в проекте KASA изначально противопоставлению «пространства вымысла» и «пространства реальности» предназначался небольшой пятачок под световым фонарем, где размещались бы архитектурные макеты и чертежи, а большинство других участников конкурса так или иначе предлагали способы трансляции того, что происходит в павильоне, в любую точку мира («чтобы побывать в российском павильоне, не обязательно лететь в Венецию»), то в итоге кураторам пришлось поступить еще радикальнее. Созданный ими весной 2020 года «цифровой двойник» павильона (пространство вымысла), который затем в течение года развивался и пополнялся, в том или ином виде теперь транслируется в физический павильон. Единорог в какой-то момент одерживал верх, восклицательный знак в конце Open сменился на вопросительный, но теперь два мира снова в относительном равновесии. Так, представленный в экспозиционном пространстве сборник «Голоса» — это двадцать восемь текстов на тему переосмысления культурных институций из рубрики, еженедельно выходившей на сайте pavilionrus.com с мая 2020-го по май 2021 года. «Больше года цифровая платформа Open? служила своего рода дневником, собранием свежих мыслей и совместных экспериментов, ценным архивом для будущих биеннале», — говорит Лапарелли во вступительном слове к сборнику.

Другая часть экспозиции — тоже результат виртуальных изысканий: это зона видеоигр, которые создавались и тестировались на протяжении предыдущего года. С точки зрения куратора, «цифровые среды обладают огромным потенциалом как пространства исследования и экспериментов, где можно на время забыть о нормах, законах и предубеждениях физического мира и фантазировать о мирах будущего». Так что зона символично оформлена в виде клетки: все, что связано с подлинной свободой, должно быть изолировано (возможно, кураторы этого не предполагали, но метафора отзывается с особенным резонансом в связи с последними громкими делами в России).

Наконец, сам проект реконструкции павильона, который на протяжении биеннале должен был оставаться на бумаге, развиртуализировался и реализовался. А архитекторы KASA, которые, как предполагалось, обустроили бы себе офис прямо в павильоне и работали там на протяжении всей выставки, наоборот, вынуждены были вести проект удаленно — благо им в этом помогала итальянская сторона и собственное бюро Ипполито 2050.plus (оно же проходило все круги согласования). Чтобы упростить себе задачу, архитекторы сделали макет павильона 1 к 20, а некоторые детали воспроизводили в реальном размере, чтобы точнее прочертить узлы. Но впервые увидели результаты только после завершения всех работ, уже на открытии биеннале. «Для нас это был первый в жизни проект без границ и еще один тест на открытость — насколько можно доверять другой команде», — рассказывают Александра и Кей. Кстати, в бумажном виде их проект в итоговой экспозиции тоже присутствует: специально к биеннале они сделали целый альбом «Отголоски» с нарисованной гуашью историей реконструкции павильона за последние 100 лет, практически без слов, и теперь распечатанные листы из этого альбома в одном из залов рассказывают эту историю за них.

Отзывы на проект были — снова! — очень неоднозначными. Главная претензия — как раз к слишком брутального вида лестницам и заново выстроенным связям. Очевидно, что делая выбор в ту или иную сторону (а каждая реставрация или реконструкция — это череда выборов), команда авторов руководствовалась соображениями удобства экспонирования современного искусства, что, согласитесь, неудивительно, учитывая профиль нового комиссара и фонда V-A-C. Тем не менее экспозиция российского павильона получила хотя все еще не «Золотого льва», но специального упоминания жюри (в третий раз!) под председательством Кадзуё Сэдзимы — за «чуткую и бережную реставрацию исторического павильона в садах Джардини, которая открыла его навстречу окружающему миру и будущему». Так что оценим павильон тогда, когда будущее в него войдет — тем более что сейчас попасть в Венецию и воочию увидеть павильон доступно только избранным.

Так как мы будем жить вместе?

При всей своей простоте и обыденности вопрос, заданный куратором биеннале Хашимом Саркисом, оказался в высшей степени пророческим: спустя несколько месяцев о нем задумалась вся планета. Еще более поразительно, что колоссальная часть проектов, представленных на конкурс OPEN!, не просто предполагали гибридную онлайн-офлайн модель работы венецианского павильона: они превращали его в глобальную площадку для общения и обсуждения околоархитектурных проблем. Было в них, конечно, и много других, более «земных» «общих мест», отвечающих поставленной задаче открытости: организация свободного прохода на биеннале через павильон со стороны лагуны (опция, предусмотренная и у KASA, но с администрацией выставки пока что не договориться), и устройство внутри бара, чтобы павильон работал и ночью, и вообще круглогодично. Но все же более примечательным было манифестирование других, нематериальных ценностей. О том, кто такие молодые архитекторы сегодня (для участия в конкурсе было возрастное ограничение 40 лет); что проект открытой реконструкции павильона может явиться поводом поставить под сомнение их обязанность строить границы (стены) и сосредоточиться на наведении виртуальных мостов и связей. Что современный архитектурный офис —  это не помещение, где сидят люди, а дискуссия, в которой участвуют специалисты из разных областей знания. Что только творческое переосмысление достигнутого, сочетание и взаимодействие нового с привычным, а также адекватное осознание своего места в истории может стать основой полноценного развития, и ради этого осмысления было бы не грех сделать паузу (которая в итоге и случилась). Проектов-манифестов было столько, а тема и техническое задание так нетривиальны, что конкурс OPEN! спровоцировал среди архитекторов важную дискуссию о сути профессии. И спонтанное обсуждение результатов конкурса под названием «Really Open?», состоявшееся в феврале 2020 года, трансформировалось в развивающуюся дискуссионную платформу о ремесле архитектора «ЦЕХ», организованную бюро Saga, Nowadays и «ХОРА».

На АРХ Москве в июне 2021 года «Проект Россия» сделал целую экспозицию, посвященную воркшопу Евгения Асса 2004 года, проекту реконструкции 2021 года и предшествующему ей конкурсу. Идея проекта стала результатом интенсивного общения редакции с приглашенным редактором ПР97 Натальей Масталерж — партнером бюро Nowadays, одновременно участницей воркшопа и конкурса. Экспозиция, которую мы назвали «Проект Венеция», была построена как диалог двух видений павильона в качестве культурной институции. Ее цель была все та же: еще раз артикулировать и продолжить дискуссию о роли биеннале и павильона в развитии российской архитектуры. Таким образом, отвечая на главный вопрос, удалось ли нынешним кураторам переосмыслить венецианский павильон России институционально, мы можем констатировать, что финал у этой виртуальной реконструкции тоже получился открытым: процесс однозначно запущен, причем далеко за физическими границами самого павильона (здравствуй, Единорог!), и к чему он приведет — зависит теперь только от нас.