«Спонтанный ордер» как концепция архитектуры среды. Часть 3. Поэтическое / по-этическое обитание и поиск Нового Автора
«Спонтанный ордер» как концепция архитектуры среды. Часть 3. Поэтическое / по-этическое обитание и поиск Нового Автора
Последняя на сегодняшний момент, но очевидно не завершающая часть исследования Сергея Малаховой и Евгении Репиной посвящена творческому методу архитектора-мастера. На стадии формулирования новой роли автора они предлагают удивиться феноменам жизнестроительстных инициатив, демонстрируемых «обычными людьми», и выводят 5 гипотетических принципов «спонтанного ордера» — он же «ордер Нового авангарда» и «ордер русской провинции». Если коротко — все в России уже сделано и построено: надо только это выявить, отремонтировать, сберечь и наконец полюбить.
По материалам исследований мастерской в рамках проектов «Киоск архитектора» (кураторский проект В.Кузьмина/В.Савинкина «Школа прозрачности», фестиваль «Зодчество-2019»), «Архитектурное бессознательное» (кураторский проект В.Кузьмина/В.Савинкина «Гибрид», выставка АРХ Москва-2020), «Поэтическое / По-этическое обитание» (кураторский проект Е.Репиной/С.Малахова на фестивале «Зодчество-2020»)
Соавторы исследований: Анастасия Матвиенко, Алсу Махмудова, Дарья Пожидаева, Екатерина Сапунова, Ярослав Таразанов, Даниил Титов, Анастасия Яшкина (студенты группы 279_Б каф. «ГРАДО», АФ СамГТУ) при участии аспирантки каф. «ИП» СамГТУ Анны Базиной
Стадия 3. Ось «Земля-Небо» и бесконечное уникальное
Как известно, нет ничего более вечного, чем временное. Поэтому, вероятно, куратор фестиваля «Зодчество_2020» Эдуард Кубенский предложил нам рассказать «о сарайчиках», вспоминая, видимо, наши постпроектные эксперименты, когда мы тщательно «проектировали» найденные анонимные хижины, меняя местами причину и следствие (проект-реализацию), капитулируя перед обаянием архитектуры, созданной без помощи архитекторов. Тогда этот эксперимент неожиданно оказался востребован, и «сарайчики» с триумфом путешествовали вокруг глобуса.
Мы долго думали о том, в чем популярность этих примеров убогого в общем-то обитания («убогое» — значит рядом с Богом?), пока не поняли, что есть нечто удивительное в самих сюжетах этого обитания. Их атмосфера противостоит вымороченности современной городской жизни, наполненной примерами бессердечной архитектуры. И хотя в постпроектах мы выдумывали истории про Заказчиков, будто бы заказавших нам проекты, со временем мы познакомились не только с широким спектром феноменов (дачи, гаражи, дворы) подлинного Обитания (в буквальном, высоком, Хайдеггеровском смысле), но и с его реальными творцами. Этих образцов невероятно много, но и они, подобно среде, описанной выше, невидимы для профессионального взгляда и метода.
Жизненные миры, созданные этими людьми, несмотря на их хрупкость, уязвимость и ожидаемую «бедность», кажутся нам настолько восхитительными, а их подход — настолько важным, противостоящим капиталистической модернизации, которая систематически и фундаментально разрушает присутствие человека в мире, что это не могло не вызвать предчувствия, или даже уверенности, в том, что мы все вместе стоим на пороге возникновения «нового ордера» (или «Нового авангарда») — порядка без порядка, порядка парадокса и негарантированных перспектив, а также множественных авторов бесконечного уникального. Это новый порядок в нашей концепции получил название «Спонтанный ордер».
Теперь уже нет особых сомнений в том, что если этот новый порядок не заменит мир наживы, унификации, конкуренции, подделок, уничтожения мест/ландшафтов/укладов, то мы все вместе лишимся шанса на выживание. И самое обнадеживающее по отношению к новому ордеру заключается в том, его не нужно придумывать и строить, он прекрасно существует в бесконечных вариантах (так живут множества), ему нужно не мешать и у него нужно учится. И этот мир обходится без архитекторов. Вникая в обстоятельства этой вероятной стратегии будущего, мы вынуждены ответить на те вызовы, с которыми со все большей очевидностью сталкивается наша профессия: что, собственно, мы умеем делать, кроме обслуживания давно барахлящей машины цивилизации и ее т.н. элиты. Можно называть описываемые нами формы жизни архаичными, примитивными, нецивилизованными, а нас заподозрить в луддизме, но за «примитивным» мы видим много сердца: заботы, любви, достоинства, авторства и давно найденной формулы наиболее естественного и уместного поведения в среде, буквально окультуривания (возделывания мира вокруг себя).
«Спонтанный ордер», как говорилось, наследует ордеру супрематическому. Так, «единицы» модернистского языка мы превращаем в «проуны Нового авангарда» и возвращаем им содержание, за отсутствие которого его так безжалостно и справедливо критиковали: крест становится Четверицей Хайдеггера и формулой «поэтического обитания»; белые параллелепипеды получают маркировку «ПРОУН №1 ГАРАЖ», «ПРОУН №2 ДАЧА», «ПРОУН №3 ДВОР» и исторгают бесконечные истории своих феноменов-прототипов; черный квадрат/куб олицетворяет нового автора, опирающегося в своей этике на диалог и культурный конфликт (которые являются зонами риска, неопределенности, отсюда — черный цвет).
Жизнестроительство — это больше не спущенная сверху доктрина, а предмет самостоятельного творчества и эксперимента непрофессиональных профессионалов Обитания, озабоченных своей смертностью и заботящихся о месте своего пребывания. «Спонтанный ордер» подразумевает, что каждый становится автором своего мироздания (собственного ордера обитания), как это естественно и обаятельно удается нашим героям – Вершинину, Нестерову и Беловой, демиургам трех примеров выбранных нами уникальных пространств. Надо сказать, мы ошеломлены, насколько найденные примеры Обитания совпадают с доктриной Хайдеггера, являясь ее, как нам кажется, идеальными иллюстрациями. Наш выбор, кстати, не означает, что проунов – как типологических сообщений об Обитании — только три; нетрудно предположить, что на глобусе есть масса незамеченных примеров поэтически осмысленной самоорганизованной жизни.
«Спонтанный ордер» – это еще и ордер русской провинции («Русский ордер»), инвентаризация ценностей которой осуществляется в виде кропотливой деятельности бесчисленного количества мастеров: вот уж у кого нам предстоит поучиться в соединении растерянности и спокойствия, воинственности и примирения, свободы и несвободы. Этот проектный метод напоминает археологические раскопки и реставрацию найденных артефактов. А еще, что более вероятно, речь идет об «уборке России»: все в России уже сделано и построено, надо только это выявить, отремонтировать, сберечь и наконец полюбить.
Энергия авангарда исчерпана, но люди как-то продолжают справляться без универсальной доктрины и участия профессионалов. И, что удивительно, делают это зачастую гораздо более экологично, осмысленно и умело, оставаясь счастливыми и, как минимум, умиротворенными, обустраивая свой ближний мир. Как же так произошло, что получение образования и длительная практика все дальше относят нас от основных потребностей людей?!
Профессии необходим новый импульс, по силе равный повороту авангарда. Но в отличие от своего прототипа он должен привнести этическое измерение и умерить нетерпимость. И вроде бы этой энергии неоткуда взяться в условиях остывающей температуры истории. Но нам кажется, что это не так: известно, насколько огромные ресурсы скрыты во всех вытесненных смыслах, репрессированных членах любой пары оппозиций, в незамеченных мейнстримом и официозом феноменах. Стоит только внимательно посмотреть под ноги и вокруг, сойти с Олимпа и преисполниться смирением. Возможно, Вечное и Великое «неоавангарда» будет найдено в самом отверженном. Парадоксальным образом жизнестроительные инициативы наблюдаются «внизу». Не там ли источник нового профессионального поворота?
В экспозиции фестиваля «Зодчество-2020» мы исследовали ось «Земля-Небо» нашей Четверицы в аспекте «непрофессионального» мастерства. Мы пока не знаем, как совместить опыт профессионалов и удивительных «анонимных» авторов собственного «ордера». Завершение концепции «неоавангарда» как восстановление в профессиональном поле функции поэтического (и по-этического) обитания в архитектуре, а также формулирование новой роли автора — задача следующего шага. Тем временем мы показали акты щедрой заботы о среде в буквальном Хайдеггеровском смысле.
Пять проунов «Нового авангарда» — пять предвестников архитектуры поэтического обитания: крест (хайдеровская Четверица) —символическая начинка всех остальных проунов, ключевая формула Обитания; параллелепипеды — абстрактные знаки найденных феноменов Обитания, за которым стоят авторские миры; куб – колыбель Нового Авторства.
«ПРОУН № 1. ГАРАЖ»
Гаражи описаны как уникальный российский социально-хозяйственный феномен, получивший название «гаражная экономика» социологами Сергеем Селеевым, Александром Павловым, Симоном Кордонским. Исследователями было отмечено, что основными причинами «ухода в гаражи» являются необходимость выживать, давление государства, желание независимости, поиск самореализации и признания через приложение своего труда. В некоторых регионах доля гаражников среди «занятых непонятно чем» горожан более 40%. В гаражах работают подмастерья, родственники и наемные работники в виде одиночек, артелей, кооперации. Гаражники — это типичные ремесленники, промысловики, которые опираются на личный труд, социальное окружение, не доверяют государству. Спектр их деятельности очень широк: от производства до проживания. Часто производство и проживание совмещаются. Производственная функция очень широкая: авторемонт, производство мебели, строительных материалов, пищи, отдых (кафе, сауны), добыча полезных ископаемых, производство и распределение газа, воды, электроэнергии, финансовая деятельность, обрабатывающие производства, торговля, операции с недвижимостью и т.д. Проживание бывает как постоянное, так и временное (гостиницы, аренда).
Исследователи подчеркивают, что гаражная деятельность — социальное, а не экономическое явление, что это «уникальный феномен российской повседневности, который почти никак не появляется в информационном поле, не находит прямого отражения в официальной статистике, кажется невидимым для государства, но который отлично известен на бытовом уровне». Весь этот мир функционирует на институте репутации, сарафанном радио и социальном капитале. Неформальные социальные связи формируют независимые от государства институты, которые составляют каркас этой деятельности.
Этот массовый неучтенный, неформальный феномен интересен нам прежде всего в аспекте Обитания как организации «своей жизни» на Земле. В отличие от дач, этот тип обитания носит более устойчивый характер в связи с независимостью от сезонности и территориальной близостью к городам. А в отличие от знаменитой американской гаражной культуры (в которой гараж являлся более дешевой производственной площадкой), породившей экономических гигантов — Apple, Amazon, Disney, HP, MATTEL, — российские гаражи производят образ жизни.
ОРДЕР НЕСТЕРОВА. Владимир Ильич Нестеров – обитатель сдвоенного гаражного бокса в ДСК «Запанской». Нестеров – предприниматель, обладающий развитыми навыками изобретателя. Цель его деятельности – деньги и приключения: одно без другого он не мыслит. То, чем он занят сейчас, определяется как производство деликатесных грибов. Нестеров занимается грибами 30 лет, имеет сертификат Land O’Lakes, INC. в Арден Хиллс, штат Миннесота «об успешном окончании курса по управлению агробизнесом». Его нельзя назвать очень удачливым предпринимателем, так как на сегодняшний день его финансовые достижения ограничиваются скромным доходом. Скорее он относится к тому типу романтически настроенных субъектов русского пространства, которые все делают своими руками, доверяют попутчикам и партнерам, забывая о том, что интерес к жизни и работа не всегда то же самое, что коммерция. Нестеров по профессии – автогонщик. Однажды съехал с трассы и висел на ремнях: какой-то старый прибалт спас его за секунды до взрыва бака. В Америке ему предлагали дом и льготный кредит: лишь бы только он смог организовать там экспериментальное производство грибов согласно собственной технологии. Но он предпочел вернуться в Россию к семье… Вернулся. И теперь живет и трудится в гараже. В Сибири у Нестерова жили предки по отцовской линии, добывали золото. Нестеров знал, как это делать по-умному, был похищен, трудился рабом на заимке, сумел уйти по тайге. В деревне на Самарской Луке открыл источник чистейшей воды в 90-х, разливал и продавал по бутылям: дело спорилось, пока не отжали. Во всех этих историях наш новый автор воспринимал происходящее как неотъемлемую природу бытия, и поэтому рассказывает истории без пафоса, сосредоточенно и детально – как если бы это рассказывал испытатель о некоторых своих незавершенных проектах. Несколько серьезных преимуществ отличают Нестерова : 1) он не забывает, что его мир равен космосу; 2) он не думает о возрасте, то есть – о проблемах со временем; 3) он бесконечно изобретателен; 4) он мужественен; 5) он по-детски наивен; 6) его не беспокоит ржавчина на машине и скудный обед; 7) он свободен. Космос, образующий авторский Ордер Нестерова, можно условно разделить на «три круга поэтического обитания» (три оболочки): 1) Гараж и дело; 2) Город ГСК; 3) Большие дистанции.
ПЕРВЫЙ «КОСМИЧЕСКИЙ КРУГ»: ГАРАЖ И ДЕЛО. Образуется внутри и у ворот сдвоенных гаражных боксов. Первый бокс-модуль предназначен для производства субстрата, соединенный с научной лабораторией и кроватью. Второй бокс-модуль — «выростной» — создан для производства самих грибов. Перед гаражными боксами Нестерова, встроенными в улицу «Города ГСК», располагаются «придомовые» объекты: автомобиль «ВАЗ-2104», самодельный автоприцеп со специальным выводом для дозирования сыпучей начинки для субстрата. Здесь же располагается стенд с информацией для «горожан», стол и другая мебель, используемые в летнее время. Процесс производства тщательно планируется, Нестеров обладает рядом технологических секретов, дающих коммерческое преимущество перед конкурентами. Сверху над его кроватью – картина с лирическим сюжетом, чтобы нашему автору снилась весна. На столике – план производства, очки, чай, лампа, ноутбук. Холодильник – не для кулинарных изделий, а для хранения мицелия, необходимого для выращивания вешенок. Грибы, по мнению Нестерова, являются источником жизненной силы и качественным продуктом питания. Один цикл производства грибов в условиях гаража занимает 45 дней. Второй бокс необходим, чтобы разместить черные пакеты, набитые шелухой подсолнечника, смешанной с приготовленным мицелием. Каждую очередную выращенную партию грибов Нестеров загружает в «четверку» и развозит по частным прилавкам. Гараж наполнен изобретенными Нестеровым устройствами.
ВТОРОЙ «КОСМИЧЕСКИЙ КРУГ»: ГОРОД ГСК И ОКРУГА. В гаражном городе, большую часть суток выглядящем как безмолвные руины Помпей, жизнь гнездится в каждом отдельном боксе: пожалуй, собственно к автомобилям здесь меньше всего проявляется интерес. И если Нестеров, изобретатель и автогонщик, теперь выращивает грибы, то, например, механик Саша пересобирает антикварные чешские мотоциклы «Ява», изготавливает уникальную рыболовную снасть и скрывается от жены; учитель математики Игорь использует свой бокс как перевалочный пункт для объемных красочных упаковок с китайскими игрушечными автомобилями и танками Т-90; Гера построил над своим боксом второй этаж и наслаждается открывающимся сверху видом на Самарское Заречье. Все живут так, будто это не ГСК, а реально античный город. Мы уверены, что для местных обитателей здесь функционируют банк и ресторан для проведения праздничных мероприятий. По крайней мере, на хижине, выстроенной у южной границы «города», вывешено объявление: «Срочно деньги!». Имеется также «риэлторское агентство». Город ГСК – средняя оболочка космоса – включает четыре будто бы безмолвные улицы, «банк», Дом Сторожа (одна из трех собак – «кусачая»), «Дом Нестерова», 12 двухэтажных «апартаментов», «страшную северную аллею со старыми тополями», 75 производств разного типа и профиля, а за воротами города – добавляются Триумфальная арка, Башня Ар-Нуво, Арочный мост, Желтый дом, Железная дорога, Заросли, Река и Заречье. Все это соединяется очень плотно и озвучивается разными голосами «города» и округи, включая голос Нестерова, шум поезда и дождя.
ТРЕТИЙ «КОСМИЧЕСКИЙ КРУГ»: БОЛЬШИЕ ДИСТАНЦИИ. Дальняя оболочка Космоса Нестерова включает дороги, пункты назначения и давно пережитое. Самая долгая дорога – в Австралию, Америку и в Сибирь, где у Нестерова отчий дом. Покороче – за Волгу, в Тольятти и самарские точки сбыта. За Волгой на берегу лесного озера Нестеров строит дом в виде треугольной призмы. От дома к озеру ведут деревянные ступени, чередующиеся с корнями прибрежных ив. В одном из проектов подобных «гнезд» Нестеров планирует возведение купола: просто так у него ничего не бывает. Для купола отведена площадка по соседству с треугольной призмой. В заволжский комплекс входит старый крестьянский дом. Такси подвозит к краю деревни, дорога пробивается сквозь бурьян, ворота увенчаны символическим изображением птиц. «Четверка» переправляется на пароме, отходящем на Рождествено от Шестого причала. В сентябре Нестерову сообщили, что его заволжский хутор обчистили. Вынесли все — и даже макет купольного дома. Дальняя оболочка Космоса Нестерова извлекается из воспоминаний. Соответственно, в этот же воображаемый мир встраивается план на будущее, и это будущее выглядит интригующим.
НОВЫЙ АВТОР. Перед нами феномен Нового Автора, воплощающего главные принципы поэтического обитания: 1) создание собственного космоса (Ордера Нестерова); 2) Обитание не «над», а «рядом» с вещами; 3) забота и миролюбие; 4) мастер – защитник среды; 5) легко относящийся к смерти, и поэтому не собирающийся расставаться с вечностью. Жизнь в жанре христианского отшельника и одновременно Сизифа неожиданно проецируется сверху на весь его жизненный план: в результате его тропа спокойно сворачивает в сторону от наиболее выгодных предложений и выводит Нестерова в романтический дрейф чуть поодаль от наполненных деньгами банковских сундуков. Его заразительный опыт все время очарователен наличием решительных планов, точных расчетов прибыли и затрат, изобилием технических ухищрений, непрерывным трудом и едва уловимыми для посторонних причин радоваться белому свету. Но так как всем видно, что такие причины есть, вокруг нестеровского гаража собирается преданная группа сторонников поэтического обитания. Нам нужно выращивать грибы, но вначале мы научимся видеть бесконечность внутри ограниченных стен гаражного бокса и отведенного Нестерову «времени на проект».
Россию невозможно представить без феномена дачи — это огромная, слабо контролируемая социальная реальность. В этой вселенной каждый объект, каждый персонаж, каждое действие, каждый фрагмент является неотделимой и необходимой частью целостности, приобретает символический статус. Это своего рода самоорганизующийся ритуал, бессознательное народное священнодействие.
Это способ не столько пищевого выживания, сколько социального бегства — узаконенная системой форма свободы. Для многих дача — самая максимальная форма самовыражения, начиная от строительства и планирования и заканчивая организацией образа жизни, которая исключительно индивидуальны. С одной стороны мы имеем массовость этого культа, с другой — ярко выраженную субъективность в его прочтении. Мысли о даче тотальны. Даже зимой люди думают о своих засыпанных снегом убежищах — так же как дачи видят зимние сны. Уже в конце февраля в окнах домов и даже учреждений можно видеть легко узнаваемые ящики с рассадой. Такое впечатление, что большая часть страны зимой делает вид, что работает, на самом деле мечтая о даче.
Зима — неизбежное зло, сон, почти что смерть (что так ярко отражено в фольклоре), за которой последует весеннее воскрешение и настоящая летняя жизнь. Но и зимой контакт с дачными эманациями никогда не прерывается: объемы заготовок овощей и фруктов зачастую превосходят все разумные объемы того, что может за зиму съесть семья, поэтому все это с трепетом раздаривается друзьям и соседям, у которых, скорее всего, тоже есть дачи, и которые тоже занимаются распространением своих запасов. Так за стенами замерзших домов осуществляется невидимый круговорот дачных даров. Все это представляет собой молчаливую договоренность масс, большой русский заговор, который предъявляет себя как тотальный социальный перформанс, в котором каждый точно знает свою роль и последовательность действий (включая очередь на автобус, обсуждение рассады, продажи овощей на импровизированных городских рынках).
Очевидно, что мир дач оппозиционен городской культуре (как преданному представителю системы), и сильнее всего это отражается в эстетике. Дух бедности и простоты, вынужденно царящий на дачных пространствах со времени социального распределения, почти достиг метафизического статуса японских ваби и саби. Можно уверенно сказать, что дача — это особенная культура, которая за советский период приобрела отчетливый альтернативный дух; которая практически не исследована, и некоторые черты которой постепенно уходят в связи с социальным расслоением.
ОРДЕР БЕЛОВОЙ. Белова Татьяна Михайловна — профессор, преподаватель химии в одном из вузов Самары, владелица дачи вдоль шоссе на Новокуйбышевск. Ордер и космос Беловой затрагивает системные аспекты дачного обитания — и, соответственно, «Спонтанного ордера» по всей российской провинции, — но воплощается без ссылок на аналоги, в особой художественной форме «трехцветной дачи». Мы путешествовали со студентами в майский день вдоль дороги, связывающей Самару с Новокуйбышевском и стараясь всматриваться во все эти российские архитектурные парадоксы, проявлявшиеся сквозь невысокие дачные заросли; листвы еще не было, но из-за заборов тянуло дымом костров: дачники использовали праздники, чтобы привести участок в порядок. Цветная дача Татьяны Михайловны была безоговорочно выбрана всеми участниками экспедиции. Дом торцом выходит на красную линию, над воротами прибит плоский деревянный петух. Татьяна провела нас по всем тропинкам и угостила чаем из китайского термоса.
ПЕРВЫЙ «КОСМИЧЕСКИЙ» КРУГ: ДОМ И ШЕСТЬ СОТОК. Дом и сад Татьяны Михайловны Беловой выстроен в логике субмарины, где на главную коммуникационную ось последовательно нанизываются «отсеки». Дом Беловой соединяет жилые комнаты, кухню, входное патио, оранжерею/теплицу и душ. «Производственная территория» дачи расчерчена на восемь грядок, разделенных двумя тропами, идущими со стороны дома. Грядки обеспечены арочным покрытием, необходимым для защиты от холода ранней весной. Татьяна Михайловна одета в рабочую спецодежду, что свидетельствует о ее причастности к привычкам работников химических лабораторий. Процесс создания продукта поставлен на научную основу. Дача «Триколор» — это территория поэтического самовыражения Татьяны, но мы вынуждены также включить в повестку ее предложение для арсенала нового архитектурного языка. Три цвета — красный, белый и синий – применяются в далеком от минимализма сюжете. Автор разбивает поверхности стен в логике вязанного изделия. Заботливой цветовой дифференциации подвержены поверхности планок, использовавшихся в их прошлой жизни для укладки паркета. Пилястры-елочки, сплоченные в поле фасадных стен, дополняются розетками в форме ромашек (четыре варианта) и раскрытого цветка лотоса. Ритмическая организация барельефной пластики поддерживается изощренным графическим сценарием из разномасштабных элементов декоративного жанра. На фасаде веранды картина выглядит еще более утонченной за счет возникновения ортогональной ритмической сетки с легкими перекосами горизонталей и вертикалей, характеризующими естественность стилистики самостроя. В целом элементами, формирующими дачу Беловой как самостоятельный микрокосм, становятся Дом, Огород, Забор, помидорные грядки, дерево вишни, три цвета, цветные планки, деревянный петушок на бывшем воротном столбе, ромашки, ритмическая сетка «а ля Мондриан», «Железное солнце» (решетка), оконные рамы, оранжерея, патио и крыльцо, уличный столик для чая, ванна, цветные бочки, пергола, душевая, лестница, частокол, мансарда, крольчатник, чулан с инструментами, портрет прадеда-казака, портрет прабабушки Ядвиги Ямпольской, приемник «Мир», кот Энди, баул с инструментами для ремонта, китайский термос с зеленым чаем, цветной бордюр из кирпичиков вдоль тропинок.
ВТОРОЙ «КОСМИЧЕСКИЙ КРУГ»: ДАЧА, ДОРОГА, ГОРОДСКАЯ КВАРТИРА И ГОРОДСКАЯ РАБОТА. Системные признаки «советской дачи» как особого типа мироздания заключаются в выстраивании отношений между дачным домом, садом размером в шесть соток, маршрутным автобусом, рассадой, поливом, трехлитровыми банками, городской квартирой в микрорайоне и химической лабораторий в институте. Татьяна руководит тремя аспирантами, исследующими проблемы хронической интоксикации продуктами высокосернистой нефти. Кроме того, она ведет практические занятия по вопросам обработки углеводородов и гетероатомных соединений в нефти. И еще работает на подготовительных курсах для поступающих на нефтехимический факультет. Дача – это единственный способ почувствовать себя занятой сбережением, а не изъятием и переработкой земных ресурсов. Сосед Беловой по даче работает на кафедре философии, и для него поездки на дачу становятся способом избежать ежедневного обязательного спора на философские темы, которые, на самом деле, его не очень интересуют. Ситуация, когда дачниками становятся горожане, не очень увлеченные своей профессией, Татьяне представляются вполне обычной. Дача становится отдушиной. Татьяна – типичный горожанин, наследовавшая стереотипы советской эпохи: жить на два дома – городскую квартиру и дачу; ходить на городскую работу «потому что так надо» и стремиться уехать из города на дачу, потому что дача — это своего рода «остров свободы».
ТРЕТИЙ «КОСМИЧЕСКИЙ КРУГ»: ДАЧА КАК ИСКУССТВО ОБИТАНИЯ. В отличие от гаража, где главной темой становится выживание, лейтмотив дачи — эскэйпинг из городской квартиры. Советская дача как культурная типология и космос обитания автора обладает скромным строительным инвариантом, но заточена на задачу самовыражения хозяина дачи как в роли хозяина грядок, так и поэтически настроенного персонажа внутри «архитектурного действия». Каждый дачный дом (подчеркиваем – не современный «постсоветский коттедж») создается собственными руками владельца дачи. Образ такого гнезда берется не из каталогов застройщиков или учебника архитектуры. В дачном доме «новый автор» использует метод «приблизительного совпадения» формы дома с собственным сном о прекрасном. Так как строительство дома, не говоря о проектной стадии, начинается с нулевого бюджета, его отдельные компоненты приращиваются и соединяются по мере нахождения средств или физических компонентов: старых оконных рам, ящиков для овощей, бэушных контейнеров и поддонов, выброшенной опалубки, использованной бочкотары, шифера, реек и горбыля. Пространство дома не столько осмысливается изнутри, сколько снаружи. Логика этого поступка укореняется в предрассудках русского человека, стремящегося скорее «выглядеть», чем «быть». При всей враждебности наших манер, подлинная интенция поведения заключается в надежде на вдохновляющий отклик потомства, гостей, соседей и конкурентов. Впрочем, кодекс «советской дачи» все же был рассчитан на искренние проявления чувств. С позиции дачного феномена нет ничего прекрасней, чем оказаться осенью на дачной веранде — с тем, чтобы тактильно ощутить присутствие временного портала. Листья на деревянном крыльце, осенние хризантемы и пустота — вот кодовые элементы дачного обитания в сентябре.
НОВЫЙ АВТОР. Никто не может помешать Татьяне Беловой создавать свой второй дом как особый тип космической станции, романтическая раскраска которой — придуманный автором способ осознания своего места. Дом, заботливо раскрашенный и собранный из цветов и дощечек, становится новым спутником и партнером по диалогу. Собственно, это тот самый случай, когда сосед и Татьяна разрешают себе обменяться профессиями: соседу по душе становится «химия сада», а Беловой – философия мироздания, понятая через цветную скульптуру дома.
Самарский двор — это уникальная единица городской жизни, случайный феномен, возникший в результате известных исторических пертурбаций, когда в городскую усадьбу заселили несколько семей, вынужденных приспосабливаться друг к другу и творить свое обитание в режиме «саморазвития», в результате чего возникло микрососедство из 5-15 семей. Поразительным образом эта единица оказалась чрезвычайно устойчивой средой, которую не успела разрушить советская власть, но сильно потрепала власть постсоветская своей эгоистичной точечной застройкой. Сейчас осуществляются попытки регулирования, которое выглядит щадящим, но является лишь пересказом старой модернистской песни о культе инструментов, которые игнорируют человека и тот факт, что люди, жители, соседство — основа и душа этой среды, ее феноменального разнообразия и живого духа; говоря словами нашей экспозиции — Обитания. Мы взяли несколько сотен интервью у жителей исторической Самары и знаем: жители понимают ценность этой среды и никуда не готовы уезжать; более того, они о ней заботятся и всеми правдами и неправдами развивают ее.
В любом случае, каждый двор — свой космос, своя среда и сценография. Ни одна самая гениальная рука не способна создать такое богатство. Мы думаем, что самарский двор в исторической среде — лишь пример правильной организации городской жизни. Дворы в других городах и морфотипах часто не хуже, если это не парковка в человейнике. Наверняка двор как единица городской жизни, должен быть предметом особой заботы ответственных лиц. Главное – понимать, какие параметры позволять хранить Обитание.
ПЕРВЫЙ «КОСМИЧЕСКИЙ КРУГ»: ДОМ И ДВОР. Дом и двор Славы Вершинина на улице Молодогвардейской, 4 затягивает наслоением поэтических сценариев обитания. Все, что там происходит, магическим образом конвертирует простые вещи в метафизические. Не было на нашей памяти человека, оставшегося безразличным к вершишинским сценариям и вещам. Во-первых, сам хозяин дома (и существенной части двора) демонстрирует поведение архитектора-мага; во-вторых, в доме и во дворе постоянно сталкиваешься с феноменальными преобразованиями и находками; в-третьих, хозяин дома остается спокойным и оптимистичным. Представленная в экспозиции аксонометрия дома и двора Вячеслава Вершинина демонстрирует структуру и содержание некоторых ключевых элементов его микрокосма. Главная идея модели — показать уникальность и разнообразие поэтической конструкции этого частного мироздания — локального ордера Нового Автора. Визуализация вещей, приравниваемых к обитателям, означает стремление к равноправной субъективации всех участников жизненного перформанса. Обитание означает бегство от предназначенных схем, сопровождаемое тщательным «одомашниванием» каждой вещи, проникновением в ее дух, проживанием ее судьбы. Отсюда такое значение, которое Вершинин придает репрезентации артефактов: они будто выставлены, как в музее. Букет засушенных трав в оконном проеме, медный тромбон, превращенный в светильник, кирпич с клеймом старого мастера, потертая свивоватая балка, копии Ван Гога и Модильяни, винт с утонувшего буксира, подвешенная металлическая лестница, зеркало в темной украшенной раме, чайник для церемонии, каменная ступенька, иллюминатор в соседский двор, — на самом деле все это участники разговора, который ведет со своими гостями Вершинин. При этом каждая тема никак не соскальзывает в банальность: о досках и кирпичах собеседники выражаются так, будто обсуждаются заповедные мантры. Никто не позирует, но все получается естественно и драматично. В пространстве двора, продолжающем пространство гостиной, в беседке, сколоченной еще до Вершинина, все происходит в логике целостного сценария, заданного в гостиной: хозяин и архитектор – человек с великолепным ощущением проектной правды – разливает чай по крохотным чашкам, сохраняя осанку, а за ним — копии «Любительницы абсента» и такие же потертые доски. Тропа с утопленными дореволюционными булыжниками, когда-то сопротивлявшихся колесам телеги, уходит к гостевому дому с шатром, флигелю мамы автора, к деревянному крыльцу соседа. Двор – это все же, прежде всего, коллективный космос.
ВТОРОЙ «КОСМИЧЕСКИЙ КРУГ»: КВАРТАЛ №13 И ТЕРРИТОРИЯ СТАРЫХ УЛИЦ. Второй круг – это исторический город. Собственно, именно старые кварталы и есть город в понимании Славы Вершинина. Его космическое представление о мире не ограничивается собственным домом. Двор Вершинина – маленький ковчег, вмещающий самого Славу, двух дочерей, маму, жену Наташу, соседей, живущих во флигелях. Более значительным для Вершинина является весь квартал №13, воспринимаемый им как порт для укрытия 55 ковчегов. С соседними дворами Слава уже договорился. Теперь очередь за другими. Соседи сначала ему не верили, все ждали, когда их переселят. Вершинин заразил их идеей защиты квартала как сущностной вещи судьбы. К его разговорам о роли человека по отношению к обстоятельствам (буддистская тема) добавляется идея собирания и сбережения вещи как места и места как вещи (а это уже Хайдеггер). Мы приходим к нему на помощь с тем, чтобы организовать межевание квартала по линиям сложившихся границ подворий. Без этой процедуры люди не станут собственниками земли, соответственно, с ними не станут считаться, когда появятся, придут и приступят к делу «правильные застройщики». Вершинина отличает осознанное проникновение в сущность процесса. Во-первых, он соблюдет законодательство, во-вторых, бесконечно уважает реальность в том виде, в котором она ему досталась, в-третьих, он готов действовать малым ресурсом и постепенно. Напротив Дома Вершинина решили прокладывать газовую магистраль. С этой целью хотели снести небольшой треугольный сквер. Слава Вершинин применил магические способности и уговорил газовиков изменить направление магистрали. Мирные переговоры увенчались созданием объекта под названием «Гнездо для ангелов». На самом деле это маленькая уютная хижина для детской робинзонады, построенная Вершининым на развилке нижних ветвей старого дерева. Вершинин задумывает и осуществляет несколько объектов, образующих «стратегическую ойкумену» Ордера: Шатровый дом для гостей, Дом для Мамы, Ворота из старых дверей, Аллея лип вдоль улицы, сад с обратной стороны брандмауэра, сад и банный павильон на «далеких задворках». Пример деятельности Вершинина говорит о том, что если появляется человек такого типа, соседи, разуверившиеся в собственных силах, берутся за инструменты и, не дожидаясь архитектурных проектов и бесчисленных бюрократических согласований, приступают к восстановлению среды. Сегодня мы заявляем открыто, что то, что люди делают сами, получатся красивее и надежнее, чем то, что строится по проектам девелоперских компаний.
ТРЕТИЙ «КОСМИЧЕСКИЙ КРУГ»: ЧАЙНАЯ ЦЕРЕМОНИЯ. Все, что сказал Конфуций про человечность, напрямую относится к третьему кругу Вершинина, потому что этот круг связан с любимой нашим автором чайной церемонией, то есть с ритуалом. Но ритуала не получилось бы, если бы Слава не обладал «человеколюбием», ведь Конфуций сказал: «Если человек не обладает человеколюбием, то как он может соблюдать ритуал»? Мы приходим к Вершинину, чтобы увидеть, как гармонично и без пафоса соединяются все три круга его космоса: лелеемые вещи, защищаемое место и проникновенная чайная церемония, вовлекающая присутствующих в «моральную стереометрию Вселенной» (Какудзо Окакуро). Вообще кажется невероятным, что у Вершинина за столом без всяких предшествующих объяснений Обитание воплощается через коллективно принимаемый перформанс, в котором, впрочем, никому не приходит в голову лицедействовать. Слава отвечает на уточняющие вопросы, касающиеся ритуала: какие движения, какой тип чая, как созревает чай и так далее, а мы все слышим что-то тайное про себя — про наш собственный Путь «Cha dao» – путь к истине при помощи чая. Вопрос к Вершинину: как это у тебя получается?
НОВЫЙ АВТОР. «Мы обитаем не потому, что построили, — нет, мы строили и строим постольку, поскольку обитаем, то есть поскольку мы — обитатели. Но в чем же состоит сущность обитания? Оно означает: найти успокоение, умиротворение, довольство». (Хайдеггер). Мы все говорим, что обучение архитектора есть залог правильного отношения к городу и природе. При этом, даже оставаясь идеалистами, мы не в состоянии гарантировать, что ясно представляем логические основания и последствия подобного утверждения. Как быть, спрашивается, если идеалы системы ошибочны, алгоритмы чересчур схематичны, а реальные достижения фальсифицированы? Не нужно слишком напрягаться, чтобы понять, что профессиональный идеализм архитектора и архитектурного педагога переигрывает сам себя в роли «мастера пафосного паллиатива», сводящего средовую задачу к схеме. Между тем, у нас есть примеры, когда человек сначала счастлив, а потом уже обосновывает алгоритм. И вот как, к примеру, Слава Вершинин связывает счастье, дом, двор, проектирование и вещи: 1) жить в исторической среде – это круто! 2) необходимо искать возможность объединения преимуществ городской и загородной жизни; 3) реконструировать историческое подворье можно самостоятельно на небольшие средства; 4) реконструкцию можно вести поэтапно и не торопясь (проживать с удовольствием каждый миг этого процесса); 5) чем осторожнее процесс реконструкции – тем больше попутных открытий! 6) в процессе неспешной работы можно обнаружить прекрасные старые материалы, которых теперь нигде не найти; 7) легальный договор с государством об охране объекта ОКН – отличный вариант заботы хозяина о своем доме; 8) прекрасно, когда соседи постепенно из врагов превращаются в друзей, правда, может произойти и наоборот, – ничего, надо немного подождать! 9) непрерывная реконструкция спасает потерянные души; 10) гости всегда желанны; статус не играет роли; 11) иметь свой собственный двор – это счастье! 12) собственный двор – это пространство свободы для детей! 13) пространство само подсказывает необычные решения; 14) каждой женщине – по кухне! 15) сопротивляться обстоятельствам без истерики; 16) быть терпеливым; 17) для развития территории исторических подворий нужна юридическая амнистия для спонтанных преобразований застройки! 18) если что решил делать, то не бойся.
ОРДЕР ВЕРШИНИНА. Вячеслав Вершинин, владелец небольшого чайного бизнеса, 12 лет назад продал городскую квартиру и выкупил старый дом на самом краю исторической части Самары. Дом оказался памятником архитектуры, а весь двор — территорией бывшей усадьбы купца Паташина в квартале номер 13. Культурный проект Вячеслава Вершинина заключается в том, чтобы стать счастливым городским жителем через процесс выкупа земли и реконструкции сооружений всей парцеллы. Поэтому он расчистил и отремонтировал старинную кирпичную кладку, чердачные стропила и балки перекрытий, открыл в интерьер широченные половые доски, восстановил работу инженерных коммуникаций — все это собственными руками. Иногда помогают профессиональные реставраторы и друзья. Друзей у Вершинина много. Собравшимся за столом, водруженным в бывшей арке проезда, благоволит буддистское состояние духа хозяина. Арка чайной гостиной застеклена. Через стекло видны улица и прохожие. На стенах — картины и инсталляции: все как-то не надуманно, но преисполнено чувства. Для Вершинина, приветствующего гостей тихой чайной церемонией, нет разницы, кто ты: сенатор, сосед по кварталу или студент. Мы собираемся здесь за чашкой пуэра, чтобы насладиться разговорами о Дао или об очередных находках продолжающейся реконструкции.
МОНОГРАФИЯ «SAMARSKY YARD/САМАРСКИЙ ДВОР». По счастливому совпадению к «Зодчеству-2020» была готова монография, которую мы делали с голландскими коллегами около двух лет. Тема «Самарский двор» не нова: существует долгая история инициатив и событий и сотня проектов, а главное — существует драма слепого пятна городского сообщества, которое в упор не видит сокровища, случайно оказавшееся у него в руках и которое оно издерживает с упорством бездарного наследника. Город и регион запутались в трех соснах в поиске идентичности, в то время как десятки внешних голосов, начиная от актера Пьера Ришара, мадам Рене Джонс-Бос, Чрезвычайного и Полномочного Посла Королевства Нидерландов, урбанистов и теоретиков города Татьяны Гудзь, Андрея Головина и других отечественных и десятков иностранных профессоров высочайшей квалификации в сфере наследия, и заканчивая популярными энтузиастами типа Варламова, уже прокричали от восторга и ужаса, какой ресурс идентичности мирового значения оказался у нас в распоряжении и в каком он отчаянном положении.
Новая книга представляет собой «объективную» репрезентацию феномена двора в самарской исторической среде, представленную как «свежий взгляд иностранца» с другим культурным бэкграундом и непредвзятым отношением. Идея заключалась не в том, чтобы проповедовать или предлагать «великий дизайн», а в том, как, возможно, подойти к проблемам и поместить их в контекст. «Русский контекст», наш взгляд, опираясь на не менее объективные данные нескольких сотен глубинных интервью, настаивает, что среда самарского двора — это прежде всего люди и их образ жизни, феноменальный, неповторимый, бесценный; а город, соответственно, есть не набор домов, а уникальная вселенная, сложная матрица феноменов Обитания и историй, связанных с местами, многие из которых сложились как сложный симбиоз профессионального и анонимного творчества, как это было ярко представлено в примере Вершинина. В монографии мы показываем, что Вершинин в этом смысле не уникален. В любом случае, это международное двуязычное издание, дизайн которого выполнен выдающимся книжным дизайнером Joost Grootens, официально ставит самарский двор в ряд феноменов мирового значения.
МЕТАФОРИЧЕСКАЯ ИНСТАЛЛЯЦИЯ «ДВОР-КОВЧЕГ» (в рамках кураторского проекта «Сумасшедшие корабли» Эдуарда Кубенского). Этот проект — еще одно совпадение и повод, позволившие в дополнение к «научной» монографии рассказать про феномен Обитания в самарском дворе в виде поэтического высказывания. Самарский двор, порою упоминаемый как сумасшедшее место для неудачников, на самом деле является спасительным ковчегом для избранных, Местом, в котором происходит Жизнь.
Инсталляция состоит из трех «кораблей» — Дворов-Ковчегов и их экипажей. ЭКИПАЖ-1: Илюшкин, Алла, Гольдберг, Брат, Береза, Тамара, Маша, пёс Анчар, кот Бэзил. МИЗАНСЦЕНА ВНУТРИ «ПЕРВОГО КОРАБЛЯ»: Илюшкин курит, Алла нашла бутылку от Фон Вакано, Тамара сажает хризантемы, Маша любит Брата, Гольдберг любит Аллу, Береза вспоминает Брата, Анчар доверяет Илюшкину, Бэзил доверяет Анчару. ЭКИПАЖ-2: Малежко, Руфима, Старцев, профессор Салтаказин, Маргарита, Москвич 401-й, Махровая Сирень, Евгений Марычев, алкоголик Аркадий, кот Энди. МИЗАНСЦЕНА ВНУТРИ «ВТОРОГО КОРАБЛЯ»: Малежко пишет пьесу, Старцев вызвал газовика, кот Энди осматривает «Москвич», Маргарита смотрит на Марычева, профессор учит Евгения математике, Аркадий стрижет сирень, Руфима прогоняет кота. ЭКИПАЖ-3: Венера Сабитова, разведчик Фишер, Лара, Поитов, Баба Луша, Крыльцо Смирновых, сварщик Алексей, Валентина, Филатов, тюльпаны, кот Матвей. МИЗАНСЦЕНА ВНУТРИ «ТРЕТЬЕГО КОРАБЛЯ»: Венера принесла рыбу, Лара и Поитов смеются, крыльцо захватила Баба Луша и кот, Алексей ушел на работу, Валентина сажает тюльпаны, Фишера застрелили, Филатов ругается с Лушей, Смирновы открыли дверь, Поитов целует Лару. Смысловая подоплека инсталляции: самарские дворы – настоящие средства спасения!
Абстрактный супрематический крест, превращаясь в Четверицу Хайдеггера, обретает содержание, становится человекоразмерным, прощается с космическим холодом модернистской абстракции. Теперь это универсальная мера пребывания человека на Земле, структура Обитания. Обитать по Хайдеггеру — это спасать Землю, принимать Небо, находится в ожидании божественных существ, пребывать в сопровождении смертных. Удивительным образом во всех найденных примерах самодеятельного, без посредства архитекторов, обитания все оси Четверицы в той или иной мере находят свое воплощение.
«Смертные, обитая, пребывают внутри Четверицы мира. Однако коренное свойство обитания – это пощада. Смертные обитают постольку, поскольку щадят Четверицу в ее сущности.
Смертные обитают, покуда спасают Землю — в старом смысле слова “спасать”. Спасение не просто вырывает из лап опасности, спасать по сути значит: давать свободу в его сущности. Спасать Землю — это гораздо больше, чем извлекать из нее пользу или даже ее «выделывать». Спасать Землю – не значит покорять ее и становится ее хозяином, от чего один шаг до эксплуатации.
Смертные обитают, покуда принимают Небо как Небо. Они признают движение Солнца и Луны, путь звезд, времена года с их благодатью и невзгодами, они не обращают ночь в день, а день – в суетные метания.
Смертные обитают, покуда ожидают божественных существ как таковых. В надежде они обращаются к ним с тем, на что (в чем на себя) не надеются. Они ожидают знамений их прибытия и не остаются безразличными к знакам их отсутствия. Они не делают себе богов сами и не предаются идолопоклонничеству. В беде они уповают на возвращение ускользающей благодати.
Смертные обитают, покуда обращают свою собственную сущность, то есть способность исполнения смерти как смерти, в обычай этой способности, с тем чтобы смерть была благой. Вводить смертных в сущность смерти отнюдь не значит стремится к смерти как к пустому ничто, но и не значит омрачать обитание оцепенелым ожиданием конца».
«ПРОУН № 5. ЧЕРНЫЙ КУБ» — «ПРОУН НОВОГО АВТОРА»
В отличие от традиционного авангарда, универсализм нового ордера — другого порядка. Это не предписанный набор правил и алгоритмов, которыми так заворожена технологичная современность, а бесконечность возможностей. Потому что обитать можно только самостоятельно, если не сказать самодеятельно. «Черный ящик» оставляет за автором инициативу его творческого метода, его личного отношения к вопросу Обитания. Этот интерпретативный, герменевтический характер нового ордера отрицает доктринерскую позицию классического авангарда и предоставляет возможность выйти на сцену множеству авторов. И в такой ситуации критическим вопросом станут вопросы этики, непричинения зла «конкурентам» в условиях «ограниченных ресурсов». Правда, неизвестно, актуальными ли останутся сами эти категории — «конкурент» и «дефицит ресурсов»? Или окажется, что они из другой, устаревшей системы координат, в которой «выживает сильнейший», но погибает цивилизация?
Алгоритмы «культурного конфликта» — основной предмет деятельности нового ордера. Если кратко описать формулу эволюции роли автора, то она будет звучать примерно так: ордер традиционной культуры = этика минус автор, ордер современности = автор минус этика, будущий «спонтанный ордер» = автор плюс этика.
Россия — особенное место, в котором параметры неопределенности всегда были завышенными. Невменяемое пространство, невидимая среда, неучтенные гаражи и дачи, незамеченные сокровища самарского двора – это только феномены, попавшие в фокус нашего профессионального взгляда. Но ведь фактор неизученности, неопределенности, непредсказуемости распространяется на всю нашу социальную жизнь. Сама жизнь (выживание?) здесь есть «черный ящик». Научимся ли мы использовать потенциал этого опыта?
Стадия 4. «Спонтанный ордер» как метод
Мы осторожно стремимся к сборке всех осей Четверицы как профессионального подхода, способного обеспечить Обитание. Собственно, сам «Спонтанный ордер» возможен после культурной рефлексии и превращения его в осознанный метод. До тех пор с точки зрения большинства это будут маргинальные практики аутсайдеров, находящихся то ли в серой экономической зоне, то ли у черты бедности.
1. Архитектура, рождающаяся из чувств и преданности месту: задача архитектора-мастера — выразить отношение к месту как к священной вещи.
2. Архитектура, проникающая в глубь человеческого предназначения: в этом, прежде всего, задача архитектора-автора — архитектора, переходящего от средовой формы к концептуальной.
3. Архитектура, воспринимающая диалог и встречные неизвестные обстоятельства как дорогое предложение к созданию соучаствующей формы среды; в «Спонтанном ордере» конфликт рассматривается как дар или возможность.
4. Архитектура, теряющая интерес к глобальному и по сути незащищенному человеку, спекулирующему на универсальных кодах, больших размерах, высокой стоимости, сегрегации и надменном отношении к природе; предпочитается архитектура, стремящаяся к частному случаю мироздания, приноравливаемому к бесконечному множеству остальных.
5. Среда должна быть, наконец, признана непрерывной, непознаваемой и живой, а человек, будь он архитектор или шахтер, золотоискатель или химик, фермер или король, — должен признать себя «чужим» в этом доме планеты, то есть не хозяином, а пришедшим в гости. К этому, по крайней мере, призывает нас Ричард Сеннет.
Мы остановились у заветной черты, за которой, вероятно, многим из нас покажется необходимым что-то решительно изменить: одним захочется отказаться от сигарет или жирной диеты, другим – от суеты по утрам, сидения на родительских собраниях, бессмысленных заседаний рабочих групп или сдачи ЕГЭ. Сейчас такое время, когда мы оказались перед выбором, продолжать ли дальше упаковывать в свое бесценное жизненное время бесчисленные тяготы и компромиссы, сомнительные удовольствия и награды — или задуматься все же о чем-то действительно вечном, к примеру, о поэтическом обитании, или такой работе, где в каждом из нас в любое жизненное мгновение пробуждается мастер, играющий, но во всем сомневающийся субъект и автор собственного микрокосма? Хотелось бы, чтобы мы научились серьезному отношению к несерьезному, понимая, что, поспешив превратиться в серьезных, мы лишь еще больше нагромождаем препятствий на пути понимания происходящего.
Мы также хотели спросить сами себя: каким должен быть новый архитектурный метод, применимый к тому «новому» миру, в котором, как выясняется, созидается «бесконечное уникальное», но мы оказываемся ни при чем? Нет ли какой возможности, спрашиваем мы, оказать внимание этой проблеме, прислушавшись к экспозиции нашего павильона и своему внутреннему автору, и попытаться высказать свое мнение в отношении будущего архитектурной профессии? Любое послание приветствуется и будет встречено с пониманием. Именно этой миссии сбора мнений и пожеланий посвящается Проун №5 – «Черный Куб» — нулевая точка отсчета, трехмерный Квадрат Малевича, емкость с отверстием для записок. Многие из высказанных мнений могут оказаться чрезвычайно важными для четвертой стадии исследования «Спонтанного ордера» — концепции поэтического обитания и методологии «Нового архитектурного авангарда».
-2.jpg)
