Комплекс «Белая площадь» в Москве

Удивительный проект внушительного по масштабам офисного комплекса, который москвичи в отличие от большинства подобных проектов, не просто приняли – полюбили. Архивный материал из нашего номера ПР55, был написан по свежим следам создания комплекса и сегодня особенно интересно читать, как непросто и с какими перипетиями складывался ансамбль, а еще как как уверенно ощущали и позиционировали себя российские архитекторы в те годы.

Застройка площади Тверской заставы, на северо-восточной стороне которой архитекторы бюро ABD совместно с польскими коллегами из АPA Wojciechowski спроектировали новый деловой квартал «Белая площадь», очень долго оставалась рыхлой и несбалансированной. На реконструкцию площади объявлялись конкурсы, предлагались различные решения градостроительных и транспортных проблем. Сейчас там ведется строительство автомобильной развязки. Данный проект можно рассматривать в качестве первого шага по приданию площади Тверской заставы, знаменующей начало главной улицы города и оформляющей въезд в старую Москву со стороны важнейшего петербургского направления, подобающего архитектурного статуса. Причем, что интересно, архитекторам ABD удалось найти приемлемое решение для этого непростого места дважды.

Первый вариант предполагал строительство башни и был поддержан архитектурным советом Москвы, согласившимся с тем, что площадь нуждается в появлении высотного акцента. Башня вписывалась в систему размещения высотных объектов, разработанную НИиПИ Генплана г. Москвы (О. Баевский, Л. Страшнова), и, что важно, позволяла сохранить фрагмент исторической застройки – постоялый двор и доходные дома XIX века. Однако воплощению продуктивной идеи помешали два обстоятельства: появление у проекта второго соинвестора, а также установка правительства Москвы на запрет строительства высотных зданий в центре города.

Родился второй вариант – снос исторического анклава и плотная застройка всего участка тремя отдельно стоящими зданиями-лепестками, прорезанными лучами сквозных улочек. Если башня взаимодействовала с соседними зданиями по принципу контрастной дополнительности, то возникший квартал оказался более сомасштабен окружению. Фактически он привнес в район Тверской заставы уголок регулярного европейского города с периметральной застройкой, частой сеткой улиц, кафе и магазинчиками в первом этаже. Внимание людей к этому место обеспечено – горожане прогуливаются по улочкам, посещают кафе и кондитерские. Симптоматично, что на странице «Площадь Тверской заставы» в Википедии лежит одна–единственная фотография – комплекса, спроектированного мастерской ABD.

Мнение арзхитектора. Борис Стучебрюков, архитектор, заместитель директора ABD architects по проектированию:

Поначалу у нас и мысли не было о том, что здесь может возникнуть высотное сооружение. Нам всем казалось, что нужно сохранить участок старой застройки, выдающийся в центр площади Тверской заставы, а посреди площади создать малоэтажный анклав. Мы предполагали, что граница застройки сформируется со строительством Арбитражного суда Владимира Плоткина, рядом «Остоженка» что-то сделала... Получались границы, внутри которых мы прорезали диагональный ход – в продолжение улицы Александра Невского. Нам хотелось сделать не огороженную заборами «зáмковую» среду, а проницаемую городскую структуру. Это было удачное решение, сохраняющее исторические здания по Лесной улице и открывающее виды церкви в различных ракурсах.

И вдруг родилась идея башни. Причем не только потому, что при дефиците площади башня освобождает пространство. Но и потому, что человек, который приехал в город – на Белорусский вокзал – должен видеть что-то значимое. Кроме того, нам был очень симпатичен опыт культуры 60–70-х годов – опыт соседства церкви и высотного здания, замысловатой церковной пластики и простой структуры фасадов башен. Как, например, на Покровке или на углу Нового Арбата и Поварской. Потом мы сделали ландшафтно-визуальный анализ, и оказалось, что башня прекрасно вписывается – новая высотка становится ориентиром для вокзальной площади. Чтó у нас тоже исторически сложилось – на вокзальных площадях или поблизости стоят высотки. Так что идея выходила уже на общегородской масштаб.

На рассмотрении Экспертно-консультативного общественного совета (ЭКОСа) возникла ситуация для того времени неординарная: половина состава совета была против, а половина плюс один голос – за. Те, кто против, говорили, что башня для формообразования площади – это неправильно. Те, кто за, вняли нашим увещеваниям, поверив, что высотное здание освободит территорию, позволит сохранить старую застройку.

Архитектурный совет поддержал эту идею. И тогда заказчик попросил сделать версии башни различные архитектурные бюро: SOM, Perkins-Eastman International и др. Но в итоге наша башня оказалась наиболее приемлемой. Она оказалась очень дружественной по отношению к своему окружению – невысокий Арбитражный суд и стройная, составленная из двух объемов башня. Для того чтобы эти объемы не казались массивными, мы их расчленили с помощью разной отделки. В отношении церкви мы сохраняли нейтральность. И островок старой жизни, старого масштаба оставался. Мы были очень довольны тем, что наша точка зрения, выработанная в процессе долгого макетирования, проектирования была принята. И мы не считаем, что решение с башней чем-то хуже построенного в итоге квартала. Единственно правильного решения, наверное, и не существует: градостроительство все-таки не точная наука.

Мнение урбаниста. Иван Кроленко, главный архитектор ООО «ПФ-Градо»:

Мы делали как историко-градостроительное обоснование проекта башни, так и анализ визуального ландшафта – видовое восприятие строящегося здания в городской среде. Нашей исходной позицией было максимальное сохранение существующей исторической застройки. Здесь находился единственный, насколько я знаю, оставшийся в Москве постоялый двор с полным набором всех помещений. Здание было построено в конце XIX в., но типоло- гически повторяло модель постоялых дворов, сложившуюся еще в XVII в. Рядом был огромный лесной торг – Лесная площадь, Лесная улица. И на Миусской площади был торг. Здесь был въезд в Москву по Петербургской дороге. Люди, приезжавшие с товаром в город, останавливались, как правило, на постоялых дворах, где им нужно было разместиться самим, держать свой транспорт, складировать товары. Все эти функции реализовывал комплекс сохранившихся строений – двухэтажный дом очень симпатичной архитектуры. На втором этаже гостиничные номера, квартира содержателя. На первом – трактир с кухней. Были складские помещения с подъездом из переулка. Во дворе – конюшни и каретный сарай. Рядом стояли доходные дома, которые пусть и не представляли архитектурной ценности, зато формировали фронт старого квартала. И еще здесь был дом, стоявший на госохране как памятник истории – в революционное время в нем располагалась подпольная типография.

Переулок замыкался церковью, которую окружала сомасштабная застройка, подчеркивающая ее размер. Сохранить полностью комплекс этой застройки нам казалось очень важным. Ради этого мы были готовы пойти на возведение точечного высотного объекта. При этом церковь с привычных точек обзора продолжала бы рисоваться на фоне неба, сохраняя свой силуэт. Мы подняли серию проектных проработок по решению площади, которые велись в 1930–1940 гг., и выяснили, что трапециевидной стороне площади с вокзалом должна была отвечать похожая по конфигурации часть в виде скобочки, а осью симметрии становилась Тверская улица.

Мы предложили откликнуться на нереализованный проект того времени, и проектировщики приняли наши идеи. Кстати, можно было бы отметить въезд в Москву, начало Тверской парными обелисками, которые сопровождали раньше триумфальную арку. Но самое главное – нужно было сохранить анклав исторической застройки. Он бы помог сохранить память о прошлом и достаточно убедительно организовать новое строительство. Мы сделали компьютерный фильм – первый в Москве опыт ландшафтно-визуаль- ного анализа в движении: проезд по площади, по трассе проектируемой развязки. В фильме отчетливо видно, что башня воспринимается боковым зрением, а главная открывающаяся доминанта – церковь. Башня жила своей жизнью, она была настолько иноприродной, что принципиально воспринималась в другом эмоциональном регистре. Но у Лужкова есть категорическая установка – внутри Камер-Коллежского вала не должно быть высоток. Хотя, находясь в центре, мы видим Сити. Где бы объект повышенной этажности ни находился, он все равно будет виден. Поэтому важно не то, есть ли высотки в центре или нет, а то, как они воспринимаются. Архитекторам в результате был навязан другой путь решения. И то, что ребятам удалось потом спроектировать во втором варианте – это просто чудо. За счет щелей-переулков они расчленили комплекс, создали человеческий масштаб. Все, что они могли сделать, они сделали. Но мы потеряли фрагмент старой Москвы.

Мнение архитектора. Борис Левянт, президент архитектурного бюро ABD architects: 

Мы предлагали идею, принятую во всем мире – фиксацию доминантами железнодорожных вокзалов. Учитывая, как башня взаимодействует с визуальным бассейном Кремля, место для нее было просто идеальным. Она проявлялась очень хорошо со стороны открытых пространств: с Третьего кольца, от Белорусского вокзала, даже с Красных Ворот. В центре, в пределах Садового кольца, было две точки, откуда она просматривалась: в створе со стороны Зубовского бульвара и на Сухаревской площади.

Башню нам жалко, она была элегантна. Была проделана колоссальная работа по убеждению профессионального сообщества в том, что башня в историческом центре на границе Камер-Коллежского вала возможна. В том варианте сохранялся уголок истории. Теперь здесь иная жизнь, люди получают удовольствие, гуляя внутри современного квартала. Другого такого уголка в Москве нет. Похожее место с такой же плотной застройкой может сложиться на Никольской, но там просто улица – нет захода внутрь квартала. И в Ветошном переулке с реконструкцией что-то не получается, не приобрел он лоска...

Башня, с одной стороны, всегда интересней, выразительней, лучше демонстрирует имидживые амбиции. Но с точки зрения бизнеса наличие трех зданий эффективней. Вроде площадь одинакова, но легче привлекать разных арендаторов. У нас в итоге их оказалось три: каждый снял по дому. Появившаяся уже в варианте с башней тема диагоналей в окончательном проекте стала основной. Мы предложили периметральную застройку, которая одновременно проницаема и четко артикулирована. Диагональные проходы между новыми зданиями создают ощущение города в городе, причем не где-то на выселках, как в случае Москва-Сити, а в месте с адекватной по плотности и по этажности средой. Средой социально очень активной. Ведь на первых этажах офисных зданий размещаются рестораны, магазины, кафе. Кто-то чувствует себя здесь как на Потсдамер-плац, кто-то говорит, что это Нью-Йорк – кусочек Бродвея. Мы предложили и реализовали одну из наиболее правильных градостроительных идей – уплотнение московской уличной сетки. Ведь в результате имперского советского строительства кварталы сильно увеличились, что очень неудобно. По отношению к церкви был использован принцип гармонического контраста. Начался диалог, и церковь вдруг проявилась. А раньше ее никто особенно не замечал. Хотя некоторые все равно возмущаются: мол, задавили церковь.

Казалось бы, здания имеют странные треугольные планы, но это позволяет очень рационально спланировать офисы. Клиенты просили нас провести исследование ряда бизнес-центров в Москве. Мы сопоставили три объекта: «Дукат-3», «Пушкин Plaza» и корпус В «Белой площади». Площадь этажа корпуса В 1750 кв. м – этого хватает для размещения одной компании. В «Дукате» подобная программа требует 2350 кв. м, а в «Пушкин Plaza» – 2750 кв. м. При стоимости аренды квадратного метра €1200 экономия существенная. Если посмотреть на план, то понятно, откуда она берется: поскольку стены несущие, внутри остается только минимум колонн и ядро лифтового холла.

Понимание московского масштаба – основная проблема всех западных архитекторов, с которыми мы работали. Они говорят: мы в сотне стран строили. Но для России, этого удивительного места, тот опыт мало что значит. Люди другие, ментальность другая. Конечно, каждый контакт с зарубежными коллегами – это хорошо и полезно. Но лучше обходиться без них. Раньше, когда мы только учились, впитывали культуру работы с клиентами, смысл в этом был, но не сейчас.

Мнение управленца. Ник Барабанов, заместитель генерального директора по управлению проектами, ABD architects

Польскую фирму Шимона Войцеховского (АPA Wojciechowski Sp. z o.o.) привел новый партнер нашего заказчика COALCO – американская компания AIG Lincoln. APA работала для них в Варшаве. Выбор был волевым, но у Шимона оказалось достаточно такта и понимания того, что мы уже долгое время работали на этой площадке. Это редко бывает. Архитекторам обычно трудно договориться, особенно если непрошеные партнеры – из-за рубежа. Зачастую иностранные компании ведут себя у нас абсолютно некорректно – считают, что тут обезьяны, которые только с дерева слезли. Их обычная фраза: «Мы работали в 120 странах». Риторика покорителей мира! И у нас до сих пор был еще только один прецедент успешной работы с иностранным архитектором – с Теодором Либманом (Theodore Liebman, TLMP; в настоящее время вошел в Perkins- Eastman International), когда мы делали вместе жилой комплекс Riverstones на Витебской улице. Там мы трудились в команде на равных условиях. Мы смотрели, как работает человек, кото- рый на Восточном побережье США построил массу жилья, а Либман прислушивался к тому, что говорили мы.

В данном случае работа строилась также: АPA к нам больше прислушивалась – для них мы были ценным партнером, передавали им знания о российской и московской специфике, которые ниоткуда больше не возьмешь. Кроме того, они достаточно деликатно отнеслись к тому, что мы делали, советовались с нами. Это создавало правильный, продуктивный настрой. Но надо сказать, что открытий никаких не было: мы видели профессиональную работу профессиональных архитекторов. Мы делаем то же самое. В начале 90-х, когда бюро ABD сознательно участвовало в международных проектах, нам было чему поучиться. А сегодня открытий уже нет. И не потому, что мы какие-то «звезды» – просто накопилась масса опыта.

После появления соинвестора был проведен внутренний конкурс, в котором участвовали АPA и мы. AIG Lincoln попытались сохранить лицо и в «конкурентной борьбе» выявить лучшего. Хотя по большому счету было понятно, что работать они все равно будут с польскими архитекторами. Но и без нас двигаться дальше было бы недальновидно – мы-то этот участок как свои пять пальцев знали! Поэтому когда формальности были улажены и «победитель» объявлен, мы еще консультировали AIG относительно наиболее приемлемого варианта. Он назывался «Бабочка», застройка как бы расходилась от центра площади не то крылышками, не то лепестками. А дальше мы так и продолжили выполнять функции генпроектировщика – отвечали за проект перед инвесторами и перед экспертизой, вели все согласования. Участников проекта сразу прибавилось. Появились иностранные инженеры, конструкторы. Выстроилась классическая схема «каждой твари – по паре», как мы говорим. Поэтому и менеджерская работа была большая: всех свести и все проверить, сориентировать в нашей реальности иностранцев, добавить гибкости соотечественникам. А ведь у AIG Lincoln стиль ведения бизнеса очень жесткий – еженедельные совещания с протоколами на пяти страницах, с графиками выполнения работ, строгой отчетностью. Но ничего, справились!

Мнение историка. Андрей Гозак, архитектор, историк архитектуры

Площадь Белорусского вокзала, ныне снова именуемая площадью Тверской заставы, сложилась к началу XIX в., когда были построены здание вокзала и путепровод через железнодорожные пути, продолживший движение по Тверской в северо-западном направлении. Ее фокальной точкой оставалась знаменитая Триумфальная арка Бове, возведенная в честь победы русского оружия над Наполеоном.

В 30-е годы прошлого века арка была снесена как якобы препятствующая движению автотранспорта. Ее останки хранились в Донском монастыре и затем были использованы при воссоздании арки на Кутузовском проспекте в 70-х годах XX столетия.

К исходу 1930-х на площади на углу улиц Горького и Лесной был построен многоэтажный жилой дом (архитекторы М. Барщ и М. Синявский), задавший масштаб будущей застройке главной магистрали столицы. Основной же периметр площади составляла рядовая малоэтажная жилая застройка XIX века.

Такой площадь и оставалась до конца ХХ в., соответствуя традиционному хаотично-незаконченному облику московских площадей, никак не классифицируемых в качестве завершенных архитектурных ансамблей.

В последующие годы строительного бума активно застраивалась северо- восточная зона площади, но беспорядочно. Все четыре крупных здания, возведенные с небольшими временными промежутками, трудно отнести к архитектурным удачам, а их создатели, похоже, не очень задумывались о том, как они будут взаимодействовать между собой. Вдоль Лесной улицы сначала возникла своеобразная пристройка к угловому дому Барща и Синявского с упрощенным фасадом, как бы декларирующим нехватку денежных средств. Затем было возведено монументально-претенциозное здание банка – очередная версия вычурного московского постмодерна (арх. А. Меерсон).

Вдоль Бутырского вала появилось еще одно сооружение сдержанно-провинциального стиля архитектора Владимира Плоткина. И, наконец, в глубине застройки бюро «Остоженка» соорудило офис угловато-громоздкой архитектуры. Взаимодействие между ними, как уже отмечалось, не порождало положительных эмоций.

И вдруг, совершенно неожиданно (я не часто оказывался на этом месте и даже не заметил процесса строительства) возникло нечто, привлекшее мое внимание кардинальным перерождением бессистемно застроенного участка города в пространственно организованный архитектурный ансамбль, динамичный и напряженный со своим эпицентром – ранее запущенным и малозаметным зданием старообрядческой церкви. Причиной такого перерождения стала реализация проекта делового центра, выполненного международным коллективом архитекторов (российская компания ABD architects и бюро APA Wojciechowski из Польши), который проявил здесь завидный профессио- нализм.

Самым очевидным решением могло бы стать возведение очередной высотки, абсолютные размеры которой гарантировали бы решение поставленной градостроительной задачи – придать объекту вид обычной средовой доминанты. Но проектировщики выбрали иной путь – более сложный и содер- жательный, в основе которого лежит тонко продуманная система визуальных связей. Четыре разновеликих объема образуют веерообразную ком- позицию, пронизанную радиальными пространственными интервалами, два из которых ориентированы непосред- ственно на церковь, создавая при его обходе перспективы, замыкаемые эффектно выделяемым белоснежным объемом.

Все корпуса комплекса решены как цельные монолиты. Их наружная «одежда» скроена из мелких сотовых членений, отражающих решетчатую конструкцию несущего фасада. Решение-антипод распространенной ныне конструкции – несущий каркас и навесной фасад. Наиболее выразительны те из корпусов комплекса, у которых «решетка» вырастает из земли, подчеркивая их монолитность. А там где монолитность нарушается – высоким ли портиком на одном из центральных корпусов, подпирающими ли кронштейнами объема на Бутырском валу – архитектура проигрывает, теряя свою цельность.

Стоит выделить два связанных между собой и определяющих высокие достоинства этой работы качества. Первое можно определить как архитектурную напряженность, как концентрацию сил, возникающих при взаимовоздействии объемов и пространств между ними. Это напряжение будоражит и притягивает одновременно. Архитектура останавливает взгляд, вызывает желание подойти к объекту, обойти его, пройти по радиальным проходам, чтобы ощутить воздействие образовавшихся внутриквартальных пространств и их взаимосвязь с окружением. Второе – прямо вытекает из первого. Новый комплекс откровенно берет на себя роль лидера, отводя окружающей застройке функцию сопровождения, повышая тем самым ее значимость в композиции, а главное – придавая градостроительную ценность маловыразительной архитектурной среде. Налицо владение искусством синтеза, собирание частей в целое и тонко продуманная система взаимосвязей, при которой центром композиции становится новый объект, а фокальной точкой – белый объем церкви, самоценные качества архитектуры которой не отмечены историками искусства.

Стремление к синтезу как союзу противоположностей, к подчеркиванию роли напряженности, контраста в композиции представляются мне ценнейшими достоинствами этой работы. На фоне предвзято-помпезной архитектуры современной Москвы деловой центр «Белая площадь» воспринимается явлением ярким, живым, перспективным, открывающим новые возможности.