Фрагмент территории дизайн-завода «Флакон». Бюро «Практика»

RE(NEW). «Объект должен не просто выжить, но стать качественно лучше»

Почему для навыка работы с наследием нужна мощная теоретическая база, чем отличается бриколаж от кураторства и почему тренды правильнее стилей? Как и обещали, делимся «записками на полях», сделанных во время обучения на вводном онлайн-курсе RE(NEW) в архитектурной школе МАРШ главным редактором «Проект Россия» Юлией Шишаловой. Первая из них посвящена открывающему занятию «Знакомство с трендами».

Предыстория: как появился курс про реконструкцию

Вообще-то МАРШ проводит профессиональный интенсив «RE (NEW). Практикум по реконструкции зданий» уже в третий раз: три месяца обучения по три дня в неделю должны сформировать четкое представление о теоретических и практических основах реконструкции. Уникальность курса в том, что конкретно реконструированию существующих зданий, обобщая исторический и современный опыт, среднесрочных образовательных программ в России нет. Все-таки открытая Наринэ Тютчевой «Ре-школа» фокусируется прежде всего на ревалоризации исторического наследия, меж тем как в поле зрения девелоперов и архитекторов все чаще попадают постройки, не имеющие культурной ценности (по крайней мере, с точки зрения пресловутого N73-ФЗ). И вот здесь практических лайфхаков, особенно с поправкой на российскую действительность, студентам и профессионалам явно не хватает: как найти правильный подход к конкретному дому/участку и к заказчику, как грамотно обходиться с законодательством, как вести авторский надзор и т.д. На интенсиве все это разбирается на примере готовых кейсов, изучается живьем, обсуждается с авторами — и, конечно же, приобретение и оттачивание новых навыков происходит в процессе реального проектирования для той или иной площадки (уже были Трехгорная мануфактура, завод «Плутон» — продолжение Artplay, и вот теперь — Хлопкопрядильная фабрика в Балашихе).

Кто преподает

Все три бюро, выступавшие кураторами интенсива, — пионеры современной качественной реконструкции в России. Kleinewelt Architekten (кураторы первого года) умудрились убедить заказчика не сносить конструктивистскую фабрику-кухню на Новокузнецкой улице, превратив ее исторические черты в самые эффектные достоинства новой штаб-квартиры, и реконструировали конструктивистский же модельный цех ЗИЛа в крупнейший дилерский центр «Авилон». Самый известный проект DNK ag (партнеров интенсива 2019 года) — редевелопмент фабрики «Рассвет» и конверсия скучных промышленных зданий в модные офисы и кирпичные лофты. А нынешние партнеры — бюро «Практика» — фактически начались когда-то с проекта дизайн-завода «Флакон». 

Интересно, что «родоначальники» программы продолжают в ней участвовать: Дарья Минеева — в кураторской команде все три года. Да и все остальные тоже: особенность интенсива — привлечение экспертов из других бюро и других специальностей. Где междисциплинарность как неотъемлемая часть архитектурных процессов и проявила себя максимально ясно, так это в проектах реконструкции. Так что практически на каждом занятии, в зависимости от темы, присутствует преподаватель смежной дисциплины — начиная от истории искусств и заканчивая инженерными сетями.

Как появился «вводный онлайн-курс»

Собственно, в этом году полноценный курс еще не начался. Поскольку RE (NEW), как и все интенсивы МАРШ, «танцует» от практики (хотя и с обязательной теоретической подосновой), то в связи с переходом в удаленный режим его перенесли на июнь-август (старт 31 мая). Однако кризис — время экспериментов: по справедливому замечанию одного из преподавателей школы Марии Фадеевой, реконструкция — та самая область, которая требует систематизации знаний еще и по множеству гуманитарных вопросов, возникновение которых неизбежно, когда взаимодействуешь с историей, культурой — людьми, в конце концов. Поэтому кураторам программы пришла мысль сделать одновременно мотивирующий и содержательный онлайн-тизер: с одной стороны, каждое занятие — это лекция-анонс того, что слушатели смогут узнать на полной версии курса; с другой — это полноценный интерактивный семинар, на котором ты учишься размышлять о реконструкции, обсуждать ее с другими, генерировать идеи и сценарии. 

Ну, а нам в редакции пришла мысль снова сесть за парту и сделать серию репортажей — не просто описания пяти занятий, а пять резонных аргументов провести это лето в МАРШ вместе с интенсивом RE (NEW). Первый аргумент буквально совпадает с названием первого занятия — «Знакомство с трендами».

Капитальные здания могут жить 20 лет, а некапитальные — 50. 1) Жилой комплекс дом «Прюитт-Игоу» архитектора Минору Ямасаки в Сент-Луисе (1954-1974) был снесен из-за нездоровой криминогенной обстановки. 2) Временный корпус радиолаборатории MIT в Бостоне (1943-1998) оказался настолько экономичным в эксплуатации, гибким и открытым к трансформациям, что от него избавились только в пользу 3) одиозного проекта Stata Building от звездного Фрэнка Гери (2004) — и тот уже не выглядит «гибким и открытым»
Капитальные здания могут жить 20 лет, а некапитальные — 50. 1) Жилой комплекс дом «Прюитт-Игоу» архитектора Минору Ямасаки в Сент-Луисе (1954-1974) был снесен из-за нездоровой криминогенной обстановки. 2) Временный корпус радиолаборатории MIT в Бостоне (1943-1998) оказался настолько экономичным в эксплуатации, гибким и открытым к трансформациям, что от него избавились только в пользу 3) одиозного проекта Stata Building от звездного Фрэнка Гери (2004) — и тот уже не выглядит «гибким и открытым»

«Проект — открытая система, способная к изменению и развитию»

Современное и многозначное понятие «тренд» многие архитекторы не любят, однако, на мой взгляд, оно очень удачно заменило косное и консервативное «стиль». Стиль заковывает в рамки — тренды дают ответы на вызовы (хотя и стили некогда были своего рода «ответами»). Забота об экологии — вызов, переосмысление места человека в большом городе — вызов, ускорение передачи и обработки информации — тоже вызов, отражающийся на том, как проектируются здания. При этом важны две вещи: первое — следование тренду не отменяет авторский почерк, а напротив, актуализирует его; и второе: тренд в архитектуре — это не эфемерная идея, а абсолютно практическая вещь, вытекающая из постоянно обновляемого массива уже накопленных успешных решений. 

Безусловно, архитектура — явление очень инертное и по природе своей негибкое. Тем важнее в разрезе тех вопросов, которые поднимают современные тренды в реконструкции, понять, что архитектурный проект (и его результат — объект) должен быть открытой системой, способной к изменению и развитию.

«Объект должен не просто выжить, но стать качественно лучше»

«Лучше» звучит размыто-субъективно, но на деле это просто обобщение разных теорий и подходов (о которых так или иначе говорится и будет говориться на каждом занятии). Более того — обобщение необходимо, иначе велик риск погрязнуть в неубедительных деталях (скажем, ограничиться заменой перекрытий или восстановлением декора). Например, можно перестроить экономику проекта и условно перевести объект из одного сектора в другой, расположенный выше по иерархии: из сельскохозяйственного и производственного — в сектор услуг или сектор интеллектуального труда.

Пространство ЭМА — проект превращения старого промышленного корпуса завода ЭМА в самое популярное культурно-развлекательное пространство сезона: яркое архитектурное переосмысление среды от Kosmos Architects и мощная событийная программа
Пространство ЭМА — проект превращения старого промышленного корпуса завода ЭМА в самое популярное культурно-развлекательное пространство сезона: яркое архитектурное переосмысление среды от Kosmos Architects и мощная событийная программа
Территория Artplay, где обитает и редакция «Проект Россия», за последние несколько лет преображалось несколько раз: даже если не считать регулярной и креативной перекраские фасадов, здесь проходят оставляющие свой след в виде арт-объектов фестивали и воркшопы. А функция ритейла перешла на новый виток эволюции благодаря металлическим наружным галереям вдоль вторых этажей корпусов
Территория Artplay, где обитает и редакция «Проект Россия», за последние несколько лет преображалось несколько раз: даже если не считать регулярной и креативной перекраские фасадов, здесь проходят оставляющие свой след в виде арт-объектов фестивали и воркшопы. А функция ритейла перешла на новый виток эволюции благодаря металлическим наружным галереям вдоль вторых этажей корпусов

Бриколаж

Вышеупомянутый качественный скачок лучше всего иллюстрируют реновированные промзоны. И на их же примере, как наиболее известном и понятном, проще всего показать разницу в существующих трендах.

Итак, тренд первый — бриколаж, «создание объекта из подручных материалов». В научный оборот этот термин ввел социолог Леви-Стросс: по его мысли, бриколажная логика «действует как калейдоскоп, составляя новое образное единство и целостность на основе обломков прежнего опыта». При этом средством достижения общей структуры-цели в этой логике служит событие, в то время как в традиционной науке или искусстве (и в традиционной архитектуре), напротив, структура есть средство достижения цели/события.

Типичный пример — так называемый творческий кластер, самая распространенная модель конверсии промзон: подлаживания и подстраивания, нащупывания правильной концепции и поиска «ядер» (то есть якорных арендаторов в терминологии ТРЦ) и активных резидентов в режиме реального времени. Помимо наличия этих «ядер» признаками кластера считается разнообразие (не менее 30 резидентов, комплиментарных друг другу), свобода их творческого самовыражения и постоянные трансформации, в том числе формирование новых видов материальных и нематериальных связей.

Кураторство

Кураторский подход — в отличие от бриколажа — предполагает построение нового не на том, что «окажется под рукой», а на результате осознанного кураторского подбора. То есть у будущего проекта реновации изначально есть четкая концепция: и архитектурная, и идейная (тематика, социо-культурная программа, основанная на предварительных исследованиях, бизнес-модель и т.д.). Пример — технопарк, научный или индустриальный кластер (как «Октава» в Туле), когда у территории есть магистральное направление и обычно не более 10 операторов/арендаторов.

Кластер «Октава», выросший вокруг действующего производства микрофонов, — результат кураторского подхода. Авторы проекта, бюро Orchestra Design, выстроили его вокруг культуры производства: музей станка, творческие мастерские, профессиональное образование, большая программа тематических мероприятий
Кластер «Октава», выросший вокруг действующего производства микрофонов, — результат кураторского подхода. Авторы проекта, бюро Orchestra Design, выстроили его вокруг культуры производства: музей станка, творческие мастерские, профессиональное образование, большая программа тематических мероприятий
Парцелляция Остоженки. Проект бюро «Остоженка»
Парцелляция Остоженки. Проект бюро «Остоженка»

Парцелляция

Понятие пришло из лингвистики и означает буквально «конструкцию экспрессивного синтаксиса, представляющую собой намеренное расчленение связного текста на несколько пунктуационно и интонационно самостоятельных отрезков». В архитектурной же практике под связным текстом сегодня понимается выделенный четкими границами кусок городской ткани (скажем, район), а под отрезками-парцеллами — его отдельные фрагменты, которые выявляются в процессе проектирования и прорабатываются один за одним, в конечном итоге складываясь снова в единое обновленное целое. 

Этим термином и явлением в арсенале российского архитектора мы обязаны бюро «Остоженка» — а точнее, одноименному проекту реконструкции старейшего московского района. Собственно, тренд и применим как раз к проектам такого порядка: городские кварталы, исторические центры городов. Основные этапы проектного процесса — межевание (обычно в исторических границах), затем распределение участков между собственниками (важна именно такая последовательность) и выявление очередей реализации, для которой почти всегда необходима государственная поддержка. При этом для каждой парцеллы (или группы парцелл) в результате всесторонних исследований предлагается оценка существующего положения, возможный сценарий функционального и территориального развития и, как часть этого сценария, определенный дизайн-код — свод ограничений, который нужно выдержать.

Хотя, безусловно, сам метод парцелляции для работы с городской тканью не нов: реконструкция Тверской в 1930-е годы осуществлялась аналогичным образом. А самый известный зарубежный пример (про него в интенсиве отдельная лекция) — послевоенная реконструкция Берлина, когда на фоне доступности распределения участков Ханс Штиман придумал довольно строгий регламент, начиная от высотности и объемных пропорций и заканчивая в некоторых стратегически важных кварталах раскладкой по материалам. Свой метод он назвал развитием идеи «критической реконструкции» Йозефа-Пауля Кляйхуса. На схемах: плотная застройка Берлина в 1945 году; состояние города в 1953-м, линия Берлинской стены и новые здания, построенные до 1989 года; новое строительство в 1989-2000 годах; новое строительство в 2000-2010 годах
Хотя, безусловно, сам метод парцелляции для работы с городской тканью не нов: реконструкция Тверской в 1930-е годы осуществлялась аналогичным образом. А самый известный зарубежный пример (про него в интенсиве отдельная лекция) — послевоенная реконструкция Берлина, когда на фоне доступности распределения участков Ханс Штиман придумал довольно строгий регламент, начиная от высотности и объемных пропорций и заканчивая в некоторых стратегически важных кварталах раскладкой по материалам. Свой метод он назвал развитием идеи «критической реконструкции» Йозефа-Пауля Кляйхуса. На схемах: плотная застройка Берлина в 1945 году; состояние города в 1953-м, линия Берлинской стены и новые здания, построенные до 1989 года; новое строительство в 1989-2000 годах; новое строительство в 2000-2010 годах

Наблюдение/проявление старого/нового

Последний, четвертый тренд опять-таки подчеркивает многомерность процесса реконструкции, его растянутость во времени и больше других акцентирует работу с ценностью — ключевым понятием, которому посвящен целый пул лекций и занятий курса МАРШ. Потому что краеугольный камень реконструкции — определить, что ценно, а что нет, каким образом достигается/сохраняется целостность во взаимодействии старого и нового, четко сформулировать свою стратегию и затем следовать ей, несмотря на возможные новые вводные. В особо сложных случаях это выливается в многолетние исследования, включающие тщательную фотофиксацию, инженерные изыскания, компьютерные симуляции и бесконечные корректировки — в том числе в процессе реализации.

Именно так случилось с Новым Музеем в Берлине Дэвида Чипперфильда — руиной, бывшей таковой до реконструкции чуть ли не дольше, чем собственно музеем. Отдельные фрагменты здания относительно неплохо сохранились, но другие отсутствовали полностью. Стратегию, умерившую пыл градозащитников, Чипперфильд сформулировал так: «Все использованные материалы должны остаться и быть показаны». И после 12 лет строительных работ музей — отражение достижений цивилизации стал музеем самого себя и своей истории, которую он последовательно показывает и рассказывает.

Реконструкция как гибрид

Главный вывод из обзора трендов — что в чистом виде они встречаются редко. Тот же Artplay очевидно сочетает в себе бриколаж и кураторство, а последний кейс первого занятия, который мы разбирали все вместе, — библиотека LocHal в Тильбурге — это кураторство и наблюдение/проявление старого и нового. Проект стал «Зданием года» по версии Всемирного фестиваля архитектуры-2019, и мы про него писали и еще напишем, так как его авторы, CIVIC architects — члены жюри будущего ПР93. Но сначала — серьезный разговор о ценности, целости и подлинности, случившийся на занятии номер 2.

P.S.  Мне для занятия номер 2 потребовалось выполнить домашнее задание — изучить несколько теоретических документов и подготовить по одному из них мини-реферат. Но вам этого делать не придется: обо всем важном я расскажу в своем следующем репортаже.

P.P.S. Сердечно благодарим МАРШ и лично Никиту Токарева, Лилю Байдак, Дарью Минееву и всех преподавателей курса за организацию подготовки материала

читать на тему: